– Но он умер двадцать пять лет назад. Жена его вскоре тоже. Малинины здесь давно не живут. И потому пьянку здесь вчера они не могли устроить, при всем желании. Вот я и спрашиваю: откуда вы? Кто вы?
И старичок проницательно посмотрел из-за спины хозяина. Павел оцепенел, застыв в каком-то отупении.
– Родственник их, – пробормотал машинально.
– Ах, родственничек. Это бывает, – по-медовому пропел старичок. – А вчера, небось, были у покойника, соскучились, выпивали с ним? Даже нахамили ему, оскорбили беднягу? Нехорошо, нехорошо. Мертвых не надо забижать. Только извиняться надо на кладбище… Ну так, ладушки. Уходите себе по-хорошему, драгоценный.
Павел по-прежнему не мог выйти из леденящего оцепенения.
– А кстати, один человечек в доме остался, Катерина Павловна Малова, старушка восьмидесятилетняя, которая знала Малининых. Вот к ней и идите, дорогой, второй подъезд, квартира сорок. А что касается этой квартеры, то она стоит пуста, и вчера была пуста, а мы живем напротив, но внучок мой купил ее, и потому она будет всего нашего семейства, а не мертвецов ваших.
Павел наконец опомнился, взвизгнул (правда, вполне по-мужски) и с криком: «Все кончено, но понятно!» вылетел из подъезда. Вбежал во двор и сел на скамейку.
«Не умру», – подумал он. Внезапно вполне холодные мысли овладели им. Совершенно очевидно, что он попал в прошлое. Значит, такое возможно. Влип, но не насовсем. Хорошо еще, что ноги унес и остался жив. Хотя ведь там было неплохо. Но он-то не оттуда, а отсюда. В общем, можно считать, что все обошлось. Спокойней надо, спокойней. Он вспомнил тут же своего неразлучного друга Егора Корнеева, вместе они крутились вокруг самых таинственных метафизических центров в Москве. «Егорушка-то поумнее меня, более продвинутый (хоть немного моложе), – воскликнул Павел. – Но главное: к метафизикам надо, к метафизикам! Рассказать все, облегчить душу». В голове молнией восстановились чьи-то четкие слова, которые он слышал в одном центре: «Если с вами произойдет что-то явно сверхъестественное, не паникуйте, а главное, не пытайтесь понять, объяснить, это бесполезно, вне возможностей вашего ума. Примите случившееся как данное, и все».
Павел даже обрадовался, чуть не подскочил на скамейке. Именно, как данное. Не суетиться умом, понять такие вещи все равно невозможно. «Вспомни, Паша, Шекспира, – подсказал он самому себе. – В конце концов я жив, а это главное».
Павел, однако, задумался. «Нет, все-таки надо забежать к старушке, пусть и восьмидесятилетней. Что-нибудь да скажет». И Павел упрямо пошел вперед.
Старушка была совсем разваливающаяся, но разумом бодрая. Ничего не боялась, потому что считала, что скоро сама умрет, потому и открыла без расспросов. Усадила Павла чай пить – не смирялась она с одиночеством.
– Так Малининых родственничек, стало быть, – остро взглянув на Павла, сказала она. – Помню, помню, хотя сколько годов прошло. Все померли давно, а Анна Кузьминична меня очень любила. За что – сама не знаю, – старушка развела руками.
– Но как же все померли, – раздраженно сказал Павел. – А Верочка, дочка, она ведь молодая…
Старушка вдруг оживилась, расцвела, и в глазах ее вспыхнул синеватый свет.
– Ангел был, а не человек, – сказала она.
Какое-то щемящее, неостановимое чувство овладело Павлом, все в нем опять сюрреально сместилось…
– Петр Никитич какой-то орден высокого ранга получил и, мне рассказывали, отпраздновал широко… – невпопад бормотнул он, путая в уме время, место, людей…
– А потом, конечно, помню хорошо етот вечер. Я тоже там была. Плясала вовсю, – старушка облизнулась. – Только скандалом страшным все кончилось. Жуть одна, хотя время было спокойное.
– А что такое? – Павел насторожился.
– А гостью одну, Алину, на етом празднике изнасиловали. Прям в клозете.
Павел опять оцепенел. Жар поднялся изнутри.
– И что? И кто?
– «И кто», – передразнила дружелюбно старушка. – Да парень один очумевший. Дикий. Его никто не звал – откуда он взялся… А я с ним плясала, хоть старше его, но бойкая была. Но его мутно помню, из-за пьяни. На тебя немного похожий. Но тебя тогда еще на свете-то не было, – вздохнула старушка. – Тебе на вид лет двадцать пять дашь. А праздновали, почитай, гораздо боле четверти века назад.
Павел чувствовал, что он опять все углубленнее и углубленнее шалеет. Старушка заметила это.
– Какой вы жалостливый, однако… Парня этого потом, с ног сбились, по всей Москве искали. Но пропал, подлец, как ветром его сдуло. Убежал, а куда – кто его знает… Мир-то велик, – опять развела руками старушка. – А убегая, еще морду кому-то набил. Совсем обнаглел, как вот теперешние, такой же наглый.
– Дело замяли? – тупо спросил Павел. – Все-таки на празднике это произошло, хоть и в клозете.
– Какое! Мне Анна Кузьминична, Царствие ей Небесное, про все рассказывала, когда чай с вареньем приходила ко мне пить, душа ее ко мне тянулась! Подлеца долго искали, дело даже почему-то засекретили. Но никого и ничего не нашли. Хотя приметы были.
– Какие приметы? – насторожился Павел.
– Да, впервой он, когда пришел, сказал, что от Лунного какого-то. Но кто открыл ему, был уж совсем пьяненький, наверное, думал, что есть такой, раз парень идет. А никакого Лунного на свете не оказалось. Но главное это то, что он оставил записную книжку, телефонную…
Павел дернулся и полез в карман пиджака. Записной книжки не было. Старушка испуганно на него посмотрела, но потом пришла в себя.
– Ну так вот, – добродушилась она за крепким чаем, – звонили, конечно, по всем этим телефонам, но все они оказались не те. Тех лиц, что в его книжке, там не было. И их вообще нигде не было. Правда, было несколько младенцев под этими именами. Вот так. Дело прошлое, сейчас время другое, но по той причине, что в записной книжке никого не оказалось, окромя несуществующих людей, эти самые органы тогда заинтересовались, одним словом, этим.
«Какой я идиот, – с тоской шепнул самому себе Павел. – Телефоны будущего оставил, хорошо, что их там мало было…» Побелев, опять спросил:
– И что?
– «И што», – опять передразнила старушка. – А то, что Алина отказалась аборт делать. Взяла и родила, от ентого непонятного. Сыночка ему подарила.
Павел отпал.
– Да что с вами?! – взвизгнула старушка. – Кто вы такой, что так переживаете?
– И что сыночек?!!
– Да умерли все давно, умерли! И Малинины, а Алина вскоре померла. Сыночек жив был, его пристроили, что чичас с ним – не знаю.
– Да почему же все померли, почему? А Верочка-то, Верочка, дочка ихняя, молодая такая?!! – взвыл Павел.
Старушка хотела заорать, но воспоминание о Верочке вдруг сверхъестественно успокоило ее. В глазах вспыхнул свет.