— Ласковый ты наш, —умилилась Лена. — Чтоб сбылось все это!
— По мне, в Рассее и сейчас предельно хорошо, — заявила Ксюша, кутаясь в платок. — На наших буржуев плевать, они ведь тоже наши, они от всего этого торгово-денежного летаргического порядка сами скоро запьют. И либералы с ними заодно. В России в лес войдешь — какой там мировой порядок, все Русью пронизано и тишиной. Только чувствовать надо! А в глаза некоторым, случайно даже, в метро глянешь — Господи, сколько там всего, недоступного для мира сего!
Потом наступило время небольшой передышки.
— Уж больно дух захватило, надо помолчать, — сказала Алла.
— Весь великий Рене Генон — с меня сошел, — заключил Сергей.
Данила в ответ опять захохотал, но уже не тем хохотом видящего разрушение миров. Хохот его на этот раз был мирный.
После некоторой паузы и возни с самоваром, матрешкой и разливом чая в русские, какие-то очень народные пузатые чашки наступил благостный, но недолгий отдых за чаем.
Лена прервала его:
— Все-таки, Данила Юрьевич, надо вернуться к Стасу. Теперь вы знаете, что случилось. Можете помочь? — прямо спросила она.
Опять возникла тишина.
— Скажу откровенно, — ответил Данила, — дело это на самом деле жутковатое и серьезное. Да вы и сами это чувствуете. И даже в мою голову вся эта история пока не совсем укладывается. И дело тут не только в изменении прошлого. Гораздо глубже надо копать. У меня есть только одна наметка, но думаю, она верная. Я знаю целую цепь особых людей, они не связаны между собой, они больше сами по себе, но именно через них можно найти Стаса и понять, что с ним произошло в действительности.
— Что же это за люди? — первым спросил Сергей.
— Пусть Степан скажет. Я его водил, — и Данила кивнул головой в сторону немного ошалевшего Степана.
— Бредуны! — воскликнул Степан — Но серьезные. Очень. Суть я еще не уловил, наверное, ведьма какая-то мешает. Один от самого себя бежит. Чегой-то увидел в себе, от чего чуть с ума не сошел.
— Я двоих показал, — перебил его Данила. — Это цветочки только. Есть крайне не влезающие в рамки.
— Кто же они? Кто? — робко бросил вопрос Толя.
— Как сказать! Точно определить трудно. Их пока немного. Но это, вероятно, мировой процесс. Их будет больше. Это люди, у которых изменился сам тип человеческого сознания — в ту или иную сторону. Они очень разные. Но главный признак — совершенно измененное сознание. Они уже другие, не совсем люди в прежнем понимании.
— Но это слишком глобально, — воскликнула Лена. — Ведь если изменилось состояние сознания — меняется все, и мир в том числе. Для кошки, к примеру, мир совершенно другой, чем у человека…
— Конечно, это глобально, — хихикнула Ксюша. — Но пока незаметно.
И выпила рюмашечку.
— Незаметно, потому что их мало. Они среди нас, но пока мало кто понимает, что происходит, — ответил Данила. — Ведь, ребята, девочки, — кошка-то у вас есть, случаем? (Лена засмеялась.) Там может возникнуть поворот в разные стороны — зависит от того, как пойдет процесс, в какую сторону завертится чертово колесо. Среди них есть, мягко говоря, мрачноватые, словно выползли из преисподней, но иной Вселенной, чем наша… Есть и необыкновенные, как говорят, просветленные, но не ординарно… Обычного ничего в них нет, правда, Степан?.. Есть непостижимые, как воплощение чего-то иного. Но есть и мерзкие, ой мерзкие. И просто — особенные, не наши как бы.
— Да, это тебе не экстрасенсы или провидцы, — процедил Сергей.
— Еще бы! — вздохнул Данила. — Те горизонтальны, в пределах обыденности: что будет, что не будет — какая разница, по большому счету? Это просто способности — раньше таких было немало. Но даже если этих талантов станет слишком много — и то мир изменится, но не кардинально — потому что кардинально все может измениться, только когда изменится сама структура сознания, его характер и вид.
— Ну тогда это будет уже просто другой мир, Земля станет иной планетой, — заметил Сергей. — Неужели к этому идет?
— К чему идет, пока никто не знает. Но эти измененные очень хороши, не дай Бог, если некоторых из них станет много, — ответил Данила, отпивая вино и посматривая на хозяев уже светлым взглядом.
— Кстати, Дашку-то нашу из школы выгнали. Это ребенок ясновидящий, — пояснила Лена Даниле. — Во время занятий встала во весь рост и на весь класс объявила, что сын учительницы назавтра сломает ногу и нос. И тот сломал, конечно. Мамаша Дашина теперь пишет заявление, что провидцев зажимают.
— Тихий такой сумасшедший домик будет, если такие разведутся по миру во многом числе, — хихикнула опять пропитанная наливочкой Ксюша. — Ну, а об этих измененных я уже не говорю, — Ксюша даже немного испугалась своего голоса при этом.
— Кстати, Данила Юрьевич, я тоже немного в курсе… об этих измененных… Слышала, правда, немного, — вмешалась Лена, бросившая и пить, и есть. — Но почему вы думаете, что через них можно выйти на Стаса?
Данила опять помрачнел. Закрыл один глаз даже: «С одним глазом мне легче дышать», — объяснил он.
Все опять затихли. Только Ксюша ушла в уют собственного тела. Алла думала о том, что есть вещи, которых нет. И Стас то есть, то его нет.
Данила ответил довольно коротко, но пугающе ясно:
— Думаю, что сам Стас — это тип почище измененных. Но именно они, кое-кто среди них, могут о нем знать. Ибо случай со Стасом, по некоторым деталям, настолько экстраординарен, что раскапывать все это надо только в экстраординарной среде. Пока она еще невидима для чужих глаз. Наконец, и моя интуиция кое-что значит.
— Он жив или умер? — побледнев, спросила Алла.
Данила с укоризной посмотрел на нее.
— Слишком уж человеческий вопрос. Он жив в любом случае, если даже мертв… — Данила опять взглянул на полувдову. — Хотя простите меня, Алла. Отвечу по-человечески: он здесь, в этом мире.
— Сыграть, что ли, на гитаре после таких слов, — проявился Толя.
Сергей и Лена почему-то встали и стали нервно ходить по комнате.
Лена остановилась около Данилы.
— И что же делать? — спросила.
— Я думал об этом, — Данила откинулся на спинку дивана. — Надо начать с одного из ряда вон выходящего субъекта. Если б я его не видел собственными глазами, никогда, ну хоть душите меня, не поверил бы, что такие существуют. Ну не может такой существовать на белом свете — ан нет, бытует вопреки всему, что есть на земле наиважного. Он живет в Питере.
— В Питере! — воскликнула Лена. — Да там живет мой Учитель, мой и Сережи. Он — традиционалист. И считает, что последнее время я сбилась с пути и ушла куда-то вбок. Вошла во бред мира сего… А я полагаю, что это еще круче, чем войти в Абсолют. Заодно бы Учителя повидать!