– Да, – сказал я.
Мой собеседник действительно умел рассказывать, и в какие-то моменты я совершенно забывал, где я и почему.
– Когда кандидата подлечили, хозяин этого медицинского хутора провел, так сказать, инвентаризацию всех более-менее здоровых внутренних органов кандидата, после чего составил подробный список этих органов с описанием. Отправил этот список факсом на несколько разных номеров в Европе. Система, надо сказать, отработана у него великолепно. Талантливый организатор. Уже через полчаса он получил ответы. Будущее кандидата было решено. Следующим вечером под общим наркозом ему сделали операцию, так сказать. Разобрали его на отдельные органы, органы поместили в специальные сосуды с раствором. В этом растворе можно долго сохранять и печень, и почки… Недалеко от этого хутора расположен частный любительский аэродром. На него и прилетели несколько маленьких самолетиков за этими органами. Сердце, например, улетело во Францию, и теперь оно бьется в груди одного престарелого банкира. Одну почку пересадили австрийской оперной певице… Ну а печень… печень теперь у вас. Вы понимаете, что это значит?
Я испугался. По правде говоря, в Германии я не задумывался, да и не спрашивал, кто был донором моей новой печени. Мне просто сказали, что обычно органы берут у людей, погибших в автомобильных авариях. Да и думать об этом было как-то неприятно.
– Вот так-то, господин писатель. Теперь вы понимаете, почему вы здесь, а не дома?
– Так что ж мне делать? – спросил я. – Не будете же вы обратно из меня эту печень вырезать? Да и зачем она вам?
– Не будем? Как сказать… Тут дело тонкое. Понимаете, печень – это вещественное доказательство, часть тела. А когда есть тело – есть и дело, которое теперь можно будет закрыть… Народ надо успокоить, а то газеты расшумелись, что дело это политическое. Нет, нормальная уголовщина… Вы же сами видите! Да и семья покойного наконец успокоится – лучше уж горькая определенность, чем сплошное неведение. Думаю, что родственники кандидата хотели бы и могилку иметь, так что, вполне возможно, они потребуют от вас вернуть печень для захоронения… Видите, как вы влипли. Можно сказать – со всех сторон влипли!
– Постойте, – я внимательно посмотрел в глаза моему собеседнику. – Так, значит, вы все знали заранее, знали, куда и зачем повезут этого человека?
– Лично я? Нет, я занимаюсь только внешним отслеживанием внутренних органов. Из Польши и дальше. Ну а мои коллеги, конечно, кое-что знали. Но мы ведь не милиция, в наши обязанности входит лишь сбор конкретной информации и использование ее в экстремальных случаях. Если б вам, например, пересадили бы в Германии печень Куприненко Степана Захаровича – был такой лесник в Карпатах, вы бы сидели себе сейчас спокойно дома и пили бы с женой чай. Но печень Куприненко пересадили другому господину, немецкому профессору из Кельна. Печень Куприненко была получше вашей новой. Но и дороже. А так как вы получили печень с, так сказать, политической окраской, то тут уж ничего не поделаешь… Ну ладно, вам скоро ужин принесут, а мне домой пора. Всего доброго и до завтра!
Я опять остался один в стерильной тишине комнаты без единого окна. Мое самочувствие внезапно ухудшилось. Немного болела голова, и как-то отчетливо ощущалась печень. Нет, она не болела, но словно резко прибавила в весе и в размере – я ее ощущал, как что-то инородное, что-то чужое, от чего надо было срочно избавиться… Я поднялся с кресла и прилег на стоявший рядом диван с велюровой обивкой. Стало легче.
Через пару часов уже другая стюардесса принесла мне поднос с «авиаобедом», точно таким же, как и прежний. И снова минут через пятнадцать принесла и оставила мне небольшой термос с крепким кофе.
«Кандидат очень любил кофе», – вспомнил я и потрогал свою новую печень, историю которой я уже подробно знал.
Несмотря на крайне неудобный диван, спал я хорошо и крепко. Но, уже проснувшись, снова почувствовал себя неважно. Поднялся, пересел в кресло и посмотрел на часы. Часы стояли – я не поверил своим глазам! Новые швейцарские часы, подарок моих немецких друзей, с десятилетним гарантийным сроком и микробатарейкой на пять лет, остановились, замерли на прошедшей полуночи. Гарантийный талон с инструкцией лежали в моей сумке, и я автоматически полез туда, вытащил элегантную, больше по стилю подходившую к какому-нибудь колье с бриллиантами, коробочку из-под часов. Взял в руки инструкцию, подробную и многоязыкую. Стал искать английский вариант, и вдруг, к своему удивлению, заметил столбец кириллицы. Шрифт был слишком бисерным для освещения этой комнаты. Я приблизил инструкцию к глазам. «Последнее достижение швейцарской часовой мысли», «следуя многовековым традициям часовых мастеров», «самое удачное сочетание последних достижений науки и современного дизайна…» Инструкция больше походила на рекламный текст, и я уже хотел было сунуть ее обратно в роскошную коробочку, но тут внизу столбца увидел красный восклицательный знак, отодвинувший один абзац вправо.
«Предупреждение! – прочитал я. – Ваши новые часы, кроме всех выше перечисленных функций, обладают еще одним важным качеством: они способны сигнализировать вам о возможной опасности для вашего здоровья. В случае вашего приближения к опасным для здоровья местам (высокий уровень радиации, загрязненность воздуха и др.) часы немедленно останавливаются. В этом случае вам следует немедленно (как показано на рисунке 5) включить функцию экологического компаса, и тогда минутная стрелка укажет вам направление, обратное источнику опасности. После того как вы покинули пределы опасной для здоровья зоны, часы автоматически восстанавливают время и ход.
БЕРЕГИТЕ ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ, ЧАЩЕ СМОТРИТЕ НА ЧАСЫ!»
Теперь я понял смысл этого подарка. От нечего делать я внимательно изучил рисунок номер пять и включил функцию экологического компаса. Минутная стрелка неуверенно прошлась по кругу, а когда я поднес часы циферблатом к лицу – стрелка ткнулась в небо и так застыла. Я понял, что часы работают. Они просто не показывают время.
Вскоре высокая стюардесса лет тридцати пяти принесла мне авиазавтрак и новый термос с кофе.
– Вы не скажете, который час? – спросил я.
– Полдесятого. Приятного аппетита, – ровным голосом произнесла она.
И вышла.
Уже с некоторой долей брезгливости я распаковал пластиковую тарелочку с теплым фасолевым пюре и двумя сморщенными сосисками. Съев свой одноразовый завтрак, налил в пластмассовую чашечку кофе из термоса. И тут же мне в нос ударил сильнейший кофейный аромат. Этот кофе был намного крепче вчерашнего. Я представил себе, насколько он может быть вреден для здоровья, для моей новой печени. Но одновременно возникла прежде мне неизвестная «кофейная» жажда, и я легко опустошил весь термос, насчитав в нем четыре с половиной чашки.
После этого внутри себя я ощутил движение жидкости. И не то, чтобы не было этого раньше, но сейчас происходило все как-то по-другому. Будто бы изменилось направление этого движения. И снова отдельной тяжестью я ощутил свою новую печень. Она словно бы специально хотела обратить на себя мое внимание.