И мысли в голове – одна тоскливее другой.
Вот проходила она утром мимо хаты Оксаны – некрашенная стоит хата, неухоженная, пустая. И на калитке – замок амбарный. А ничего, с виду нормальная семья жила. Оксана и Степан. Она – колхозный бухгалтер, он – тракторист-механик. Все как обычно: она работала, он работал и пил. А иногда только пил и не работал. Бил ее часто по пьянке. Весной, кажется в марте, побил ее так, что она из дому убежала. Два дня у соседей пряталась, подорожником синяки по телу накрывала. А потом с ней произошло что-то, так соседи говорили. Будто внутри что-то щелкнуло, и лицо враз изменилось. Острое лицо стало и уверенное, а до этого простодушное и доброе было. И как перемена эта в лице произошла, встала она с соседской кровати, оделась и домой.
Мужа ее по запаху нашли дня через четыре. Лежал в хате с вмятиной в голове. Чем его Оксана ударила – неизвестно, только ее с тех пор никто не видел. Говорили, что к родне сбежала, в Беларусь.
Нет, Оля бы не сбежала. Она не такая. Но и муж ее не такой. Пускай угрюмый и на своей рыбе свихнулся, но чтобы ее бить – никогда! Может, лучше бы бил? Лучше, чем рыбой весь двор и хату завонять?
Пожала Оля плечами вслед своим размышлениям.
Того Степана, мужа Оксаны, похоронили за колхозный счет. И никто о нем не вспоминал больше. И саму Оксану, вроде, не искали. Участковый приходил, протокол составил и все. И стоит хата, как памятник. Чего б ей не вернуться оттуда, где прячется? Может, ее бы и простили сразу, ведь знали, что у нее за муж был?
Снова пожала плечами Оля и от солнца отвернулась. Посмотрела на траву между деревьями. Зеленая еще трава. Она словно приподнялась после того, как сгребла с нее Оля опавшие листья.
Вот и Оксана могла бы так разогнуться, расцвести, раз уж Степана убила. Ведь повырывай-ка сорняки – сразу все полезное в буйный рост пойдет, а если еще и проредить потом!
Мы, крестьяне, та же трава, думала Оля. Если с нас лишнее не сгребать, не прореживать нас, мы только мучаемся и загибаемся. Хорошо, если у кого-то своих сил хватит! А как нет этих сил?
На столешницу перед Олей приземлилась с громким жужжаньем огромная зеленая муха. Посидела, лапки потерла, на Олю посмотрела и вверх взлетела, к рыбе. Там уже этих мух кружилось невидимо. Только когда ветер рыбинами постукивал, жужжание как бы удалялось.
Наступил вечер. Сходила Оля в хату, перекусила. Посмотрела на часы – последний автобус из города уже час, как мимо проехал. Значит, не было на нем Федора. Может, попутку ловит?
Не приехал Федор ни позже, ни утром. И Оля сама себе удивилась. Удивилась своему безразличию к его отсутствию. Ну нет его, вот и хорошо. Словно его и раньше здесь не было. Только рыба по-прежнему воняет, и мухи жужжат громче птиц. Это потому, что птицы выше, на деревьях, а мухи прямо над головой, по рыбе бродят.
«Ну что, – подумала Оля. – Подожду пару дней, а потом можно будет и рыбу со двора. Наверно, у какой-то бабы городской остался…»
Прошло несколько дней, и сильнее задышало осенью. Облака по небу зачастили. На другом краю села кто-то первый костер зажег.
Сначала дым столбиком в небо пошел, а потом срезал его ветер, по округе разметал, смешав с воздухом.
Стояла Оля с полчаса во дворе, на далекий дым смотрела. Осенний дым – он к отдыху, к зиме. Как последний штришок.
Оглянулась Оля на свою кучу листьев. Еще две в саду сгребла. Тоже можно зажигать. Гореть, а больше тлеть, все одно долго будет.
Напомнил о себе рыбий запах, и посмотрела Оля на гроздья сушеных рыб, свисавших с веревок. О Федоре вспомнила. И тут же на задний двор сходить решила, туда, где сарай с дровами на зиму стоит. Заглянула в сарай – дров много Федор наколол, кубометров восемь, а то и больше. Вздохнула с облегчением – тепло зимой в хате будет.
Потом поставила на плиту кастрюлю с картошкой на ужин, а сама снова на двор – вечер встречать. Радостно ей было теперь по вечерам. Спокойно. Только когда ветер налетит, застучит таранками – сразу дрожь непонятная по телу.
А вечера уже ранние пошли, и заря вечерняя красная, как свиная кровь до того, как загустеет.
«А что, если первый костер прямо сейчас и зажечь?» – Подумала Оля, оглянувшись на дворовую кучу листьев и веток.
Понравилась ей эта мысль. Сходила она в хату за спичками и старыми газетами. Понавтыкала смятых газет с разных сторон кучи и обошла их с горящей спичкой.
Занялись листья огнем. Неспешно, неуверенно забегало пламя по окраинам кучи, выискивая места, где огню полегче. Побежали струйки дыма в сумеречное небо, и по мере того, как приближались очаги пламени друг к другу, так и струйки дыма сближались, стремясь воедино слиться над костром.
Медленно ходила вокруг кучи Оля, слушая ласковый шепот огня, вдыхая приятный дымный воздух. А когда поднялось пламя выше ее роста, заметила она, что дотянулся огонь до висевших над кучей таранок и хвосты их загорелись легко, как бумага.
«Ты смотри, – удивилась Оля. – Огонь догадался, а я нет! Давно уже надо было всю эту рыбу сжечь!»
Взяла она нож, срезала пару натянутых веревок с таранкой и на верхушку костра бросила. Зашипел костер, и в воздухе копченым запахло. И ничего – хороший запах, совсем не такой, как у самой рыбы был.
Сглотнула она слюну, о кастрюле с картошкой вспомнила. Вернулась в хату.
Потом сидела там у окна за столом. Ела картошку и на пламя костра посматривала.
Наевшись, вернулась на двор. А на небе уже звезды. И ветер снова налетел – костер подгоняет, чтоб горел быстрее. И таранками стучит.
Обрезала Оля все остальные веревки на дворе и бросила рыбу в огонь. И снова – словно соли в суп добавила – просолился дымный воздух. Потом пошла на задний двор и там, посрезав веревки, собрала рыбу и охапками к костру принесла.
Так хорошо на душе было. Будто молодость вернулась. Будто все – впереди, а позади ничего, луг в цветах и тропинка. Словно никакого прошлого у нее еще и не было. Словно не заработала она еще жизнью прошлое.
А вокруг двора – темнота сгустилась. Село перед сном притихло. Покой.
И вдруг за забором у калитки треснуло что-то. Обернулась Оля, прислушалась. Вроде ничего, но как-то боязно стало. Одна ведь она теперь, и защитить ее некому. Как их пес Шарик подох, так и не брали они больше сторожа. «Зачем? – спрашивал Федор. – Кому мы нужны, а собаку кормить надо, кости ей подавай!» А вот нет собаки, и Федора нет, и боязно, когда какой треск в темноте услышишь!
Успокоилась Оля, к костру вернулась. Пошевелила его вилами, чтобы огонь дышал поглубже.
На небо посмотрела. Небо теперь чистое было: ни веревок, ни рыбы сушеной. Одни звезды.
И вдруг снова треск, и вроде кашлянул кто-то. Напряглась Оля. Взяла в руки вилы. Прислушалась.
Показалось ей – кто-то за забором прячется. Подошла она к калитке, проверила щеколду – закрыта калитка хорошо, только изнутри открыть можно.