— Мне это ничего не говорит, но звучит красиво.
Шепот был едва слышен, так тихо она говорила. Лунный свет сверкал на пляшущих волнах. Под ногами покачивался и стонал пирс. Одна рука медленно потянулась к груди, и в ее засыпающий рассудок непрошено вторглась старая мечта.
На серебряной ряби появился лик Саванкалы; его губы зашевелились, произнося ответ на третье желание…
— Ты не бейсибка, — заговорил ребенок. — Ты не принадлежишь морю. Тогда почему ты так пристально смотришь на него?
Видение оставило девушку, как и чарующий холодок. Она слабо улыбнулась.
— Я никогда не видела море, — мягко ответила она, — но мы с ним старые друзья. Почти возлюбленные, — Ченая вздохнула. — Оно прекрасно, почти такое, как говорится о нем во всех рассказах.
— Как и ты, — неожиданно ответил ребенок. — Что ты носишь в волосах?
Ченая прикоснулась к обручу на лбу.
— Украшение, — просто ответила она. — Оно несет знак моего бога.
Мальчик склонился ближе, его рука поднялась к лицу девушки.
— Можно потрогать? — спросил он. — Мои родители бедны.
У нас нет ничего столь прекрасного. Оно блестит, когда на него падает свет.
Ченая почувствовала, как пальцы ребенка прикоснулись к металлу около виска, затем мягко скользнули к изображению солнца.
Перед ее глазами сверкнула, ослепив, бриллиантово-белая вспышка. Девушка упала назад, спиной на край причала, ее неудержимо потянуло вниз, в воду. Вдруг сильная рука подхватила Ченаю и помогла снова сесть.
Если не считать отрывочных мелькающих образов, зрение вернулось. Мальчишка-бейсибец сидел рядом, держа ее обеими руками. У него во лбу ослепительно горела крошечная звезда, маленькое солнце, освещая водную гладь.
Его уста зашевелились, но это не был прежний детский голос.
— Дочь.
Это было утверждение, ничего больше.
Прижав руки к глазам, Ченая склонила голову в благоговейном ужасе.
— Сияющий Отец! — выдохнула она, не в силах найти других слов. Горло у нее сжалось, дыхание перехватило.
Его пальцы снова взяли ее руки, оторвали их от лица.
— Не бойся меня, дочь моя, — его раскатистый голос наполнил ее уши и разум, пустив по телу волну дрожи. — Ты призывала меня сегодня вечером?
Ченая прикусила губу, желая освободиться от его прикосновения и в то же время боясь отстраниться от него.
— Я искала твоих жрецов, — дрожа, ответила она, — я искала прорицателей, знамений. Я даже не мечтала…
— Один раз ты уже просила меня, — сказал бог. — И я пришел к тебе, чтобы вознаградить тебя.
Ченая запиналась, не в силах посмотреть на него.
— И я поклонялась тебе, молилась, но ни разу с тех пор…
Бог мягко упрекнул ее:
— Разве я не выказывал тебе больше предпочтения, чем остальным людям? Разве мои дары не были достаточно щедрыми?
Тебе нужно что-то еще?
Опустив голову, девушка разразилась слезами.
— Нет, Отец мой. Прости меня. Я не хотела…
Слова не давались ей. Безудержно дрожа, девушка взирала на всепроникающее сияние, в котором купались ее сжатые руки.
— Я знаю, что ты хотела сказать, — заговорил Саванкала. — Ты призвала меня не ради себя, но ради того, которого мы оба любим. И я окажу ту небольшую помощь, что мне по силам.
— Третий отряд коммандос, — воскликнула Ченая, смаргивая слезы, окрыленная тем, что на ее мольбы ответили. — Порази их, пока они не причинили вреда Кадакитису.
Бог покачал головой; свечение на его лбу замерцало.
— Я не могу, — сказал он. — Ты должна сама защитить последнего ранканского принца с помощью того искусства, что я дал тебе. Возможно, ты даже не увидишь лиц тех, кто замыслил недоброе. Но ты узнаешь час.
Девушка попыталась возразить:
— Но, Отец!..
Его глаза глубоко впились в нее, бездонные и пугающие, чужие, как никогда прежде. Ченая зажмурилась, но это не помогло.
Взгляд бога прожигал ее, проникая в самую душу. Девушка боялась заплакать, но губы ее дрожали.
— Когда расколотая луна ляжет в песок, ты должна будешь драться, иначе твой маленький принц умрет и империя Рэнке угаснет навеки. — Он освободил ее руки и, подавшись вперед, погладил волосы, плечи, грудь девушки. Там, где он прикасался к ней, возникало чарующее свечение. — Прощай, дочь моя. Дважды я приходил к тебе. Ни один человек не может просить большего. Это была последняя встреча.
Ченая открыла глаза, словно просыпаясь от долгого сна. Ребенок смотрел в сторону моря, болтая ногами в воде. Свечение больше не озаряло его лба, и вообще не было никаких признаков того, что произошло что-то необычное. Ченая дотронулась до руки мальчика, тот, обернувшись, улыбнулся и вновь обратил все внимание морю.
— Оно необыкновенно прекрасно, не правда ли?
Медленно вздохнув, Ченая протянула руку и взъерошила его волосы.
— Да, необыкновенно.
Девушка медленно поднялась на ноги, борясь со слабостью в — коленях:
— Мне нужно выпить.
Она свистнула. С верхушки ближайшей мачты ей ответил Рейк; расправив крылья, он скользнул вниз. Ченая подняла руку, и сокол уселся на нее.
Ребенок-бейсибец изумленно вскрикнул и вскочил на ноги, раскрыв от восторга глаза.
— Ты повелеваешь птицами! — выдавил он. — Ты богиня?
Откинув голову, Ченая рассмеялась, и звук ее голоса разнесся далеко над волнами. Смеясь, она повернулась и ушла, оставив ребенка и его вопрос.
* * *
Улицы извивались и петляли, как изголодавшаяся по кррфу змея. Падающий свет луны был скудным, и она с трудом находила себе дорогу. По этим улицам люди ходили более или менее свободно, но всегда по двое, по трое. Черные арки подъездов и переулков были полны внимательных глаз.
По мере того как трепетное благоговение от разговора с богом проходило, Ченая начала успокаиваться. Поглаживая перья Рейка, она присматривалась к окружающему миру.
Во время утреннего обхода она не заходила так далеко. Воздух был пропитан вонью помоев. Полным ходом текла невидимая жизнь: приглушенные шаги, открывающиеся и закрывающиеся двери, за которыми не горит свет, сдавленное хрипение из непроницаемых глубин переулков, бормотание, шепот.
Ченая причмокнула, подзывая Рейка. Случайные прохожие, увидев сокола, тотчас отводили взгляд.
Девушка поскользнулась на чем-то и пробормотала проклятье, почуяв отвратительный запах из-под ног. Рядом кто-то пронзительно хихикнул. Ченая наполовину вытащила меч из ножен и с силой бросила его обратно. Скрежет металла явился достаточным предостережением слепцу, не разглядевшему сокола. Хихиканье смолкло, настал ее черед рассмеяться низким хриплым смехом, от которого запершило в горле.