Вор быстро перекрутил горловину мешка, еще и еще раз, туго перевязав ее. Даже червь теперь не смог бы выбраться из мешка, но Ганс не успокоился. Он вытряхнул подушку из полосатой атласной наволочки и бросил в нее мешок. Тот как раз подошел по размеру. Красным кушаком он обмотал наволочку так туго, как не завязывал ничего в жизни.
— Напомни мне захватить это с собой, — пробормотал он коту, спеша к короне бейсы.
Нотабль ничего не ответил, уставившись на мешок и хвостом изображая встревоженную змею. Ганс вытряхнул другую подушку из наволочки, на этот раз темной, и с улыбкой швырнул туда корону, стоящую выкупа принца или даже всего этого презренного городка под названием Санктуарий. Завязав и этот шелковый мешочек, вор крепко-накрепко прикрепил его к своему поясу.
— Нотабль, — позвал он, осторожно беря наволочку с мешком из пропитанной кожи, которая, как постоянно заверял он себя, была такая твердая и прочная, что способна выдержать удар кинжала, — нам пора идти. Боюсь, больше тебе не удастся прокатиться в этом мешке. Змея сослужит службу Зи… Санктуарию.
Есть какие-нибудь мысли по поводу того, как ты уберешься отсюда?
Нотабль ответил ему несвойственным для себя «мурр».
— Это, — заметил Ганс, — совершенно глупый ответ. На-ка вот.
Отстегнув от пояса фляжку, он налил пиво в ранканскую чашу великолепной чеканки, видимо, раньше принадлежавшую принцу. А потом в сводящем с ума нетерпении переминался с ноги на ногу у окна, пока кот неспешно лакал пиво, словно у него впереди была целая жизнь.
Где-то «через месяц» Нотабль закончил и огляделся вокруг глазами, похожими на черные горошины. Деланно тщательно облизал рот и принялся за усы.
— Я восхищен, — сказал Шедоуспан. — Но я ухожу.
Сказав «мяу» приторно-сладким голосом, Нотабль снова пустил свой язык вокруг разинутого зевающего рта. Скорчив рожу, Ганс начал выбираться из окна, вспомнив, обернулся и швырнул вырезанную из дерева змееподобную штуковину на пол. Упав в футе от Нотабля, она покатилась по полу. Стремительно проскочив мимо Ганса на подоконник, Нотабль оглянулся.
— Посмотрите-ка на него. Храбрейший кот в мире выстоял против настоящей змеи и испугался маленькой пал…
Палка засветилась, резное дерево зашевелилось… Мурашки побежали по спине Ганса, когда палка изогнулась. Скользнув по полу, она забралась на постель и спряталась там в темном укромном месте: под расшитым шелковым покрывалом бейсы.
— Пора выбираться из этого проклятого города, — пробормотал Ганс и, извиваясь, словно песчаная гадюка, вылез из окна, закрепив конец шнура на поясе. Ему придется подняться по шелковой веревке на самый верх стены из красного камня, чтобы по шнуру, закрепив его свободный конец, спуститься через двор со стены на Прецессионную Дорогу, где Кама и ее друзья должны были держать конец со стрелой.
По пути на стену Нотабль обогнал его. Ганс с завистью посмотрел на кота, жалея, что не может так же лазить по стенам.
Возможно, с помощью когтей, которые надевают себе на пальцы пучеглазые, когда едят…
Он лежал на животе, подтягиваясь между двумя зубцами стены, идущей вдоль крыши, когда услышал голос. Акцент был не ранканский и не илсигский.
— Вот как. Гнусный воришка попытался забраться к нам! Что ж илсигская мразь, это был твой последний поход.
Последовавший за этим звук был явно скрежетом меча, покидающего ножны за спиной стражника, чтобы, вне всякого сомнения опуститься на шею Шедоуспана. Или на его запястья, какая разница. Ганс был совершенно беспомощен, вцепившись обеими руками в кромку стены и болтая ногами.
И тут произошло нечто настолько поразившее его, что он едва не разжал руки и не упал вниз — уши его разорвал самый громкий и ужасный вой, какой он когда-либо слышал в жизни. Изогнувшись, отчаянно цепляясь за стену, Ганс вывернул шею, чтобы посмотреть вверх.
И увидел, как отшатнулся бейсибский стражник, тоже пораженный жутким звуком, и стремительную рыжую полосу — прыгнувшего Нотабля. Кот вцепился в руку пучеглазого, а несчастный растерявшийся идиот в ужасе ударил кота мечом. Это стоило ему жизни: кроме того, что рубанул собственную руку, он еще и потерял равновесие. Закричав, стражник мимо Ганса перелетел через зубчатую стену и, пролетев сто, если не больше, футов шлепнулся оземь.
Мигнариал опять оказалась права, подумал Ганс, проворно забираясь на крышу. Нотабль только что спас мне жизнь. Возможно, даже дважды. Бедняга, он свалился вниз вместе с пучеглазым.., что я скажу Ахдио? Вор вскочил на ноги, готовый уже схватить натянутую веревку, уходящую вниз во тьму, когда с ближайшего зубца его окликнул кот: «мурр?»
Ганс не смог сдержать смеха.
— Ты мне нравишься, кот! Хочешь забраться на меня и спуститься вниз верхом? Только поосторожнее — если вонзишь когти мне в плечо, я расскажу Ахдио, как ты любезничаешь с мышами!
И они отправились вниз.
* * *
Змея из покоев бейсы оказалась очень кстати: над ней и ее ядом будут работать несколько врачей в поисках противоядия.
Что касается бейсы, песчаная гадюка в ее постели, несомненно, доставит ей немало «радости». И, наконец, корона — НФОС добился победы. В гомоне голосов Ганс словно растворился в тени, скрываясь от похвал и цветистых панегириков. Он был уверен, что вряд ли удастся сохранить все в тайне. Кража нанесла сильнейший удар по захватчикам. Кто-нибудь да проболтается, что это сделал он, Шедоуспан.
Я должен смыться из этого чертова города!
* * *
Мигнариал поднялась на высокий-высокий холм, таща на поводу осла, следом Ганс вел коня.
— Я должен покинуть город, — сказал он ей. — Возможно… возможно, навсегда. Ты едешь со мной?
Она долго смотрела на него, потом кивнула:
— Да.
У Орлиного Клюва они привязали животных к обвалившимся камням когда-то роскошного особняка, и Ганс подошел к старому колодцу. «Если бы я не уронил деньги вниз, — подумал он. — Ну и работенка предстоит мне. Боги, как бы я хотел, чтобы деньги уже были у меня!»
Поскольку Ганс сам выбрал желание помнить только то, что он сын смутно припоминаемой матери и неизвестного отца, ее случайного знакомого, он не помнил ничего и о своих прежних желаниях. А поэтому очень удивился, когда два набитых серебром кожаных мешка бесшумно выплыли из колодца и упали в его руки.
Зип, Джинг и остальные очень удивились, когда час спустя на них, словно с неба, свалился большой кожаный мешок, ударившись со звоном об утоптанную землю «улицы» Подветренной.., за этим последовало множество позвякиваний, когда сверкающая масса великолепно отчеканенного серебра посыпалась из него.
— Это на нужды города, — произнес сверху голос, и был это голос не Ильса и даже не Шальпы, а всего лишь вора, сидевшего на крыше. Забраться туда с мешком было довольно сложно, но дело того стоило.