Мы снова сели.
— Опять что-то натворили? — немного смущенно обратилась к нам Клавдия Васильна.
— Извините, Клавдия Васильевна, что так вот врываюсь, — пионерзажатая всем видом показывала, как трудно ей удается сдержать возмущение. — А ну, зайди-ка! — она повернулась к распахнутой двери. — Зайди-ка!
В класс медленно вошел Славик Барсуков, непривычно лохматый с выбившейся из штанов рубашкой и в грязных брюках. Лицо его было красным и все в мелких капельках пота, но очень сосредоточенным.
— Хорош! — смерила его взглядом пионерзажатая. Барсуков шмыгнул носом и принялся дрожащими движениями заправлять рубашку в штаны.
— Нет, ты в глаза, в глаза товарищам посмотри! — потребовала пионерзажатая.
Барсуков упрямо молчал, шмыгал носом и сосредоточенно продолжал бороться с рубашкой, которая его не слушалась.
— Вот этот вот Барсуков, — объявила пионерзажатая, — на перемене разогнался, примерился, понимаете ли, и ударил мальчика Игоря Опарышева ногой в пах. Члена бюро. Мальчик лежит в беспамятстве в медкабинете. Только что Тамара Тихоновна скорую вызвала.
Она продолжала говорить, а я с удивлением подумал, что у Опарышева, оказывается, есть имя, и вполне обычное, как у всех, — Игорь. Я придвинулся к Старостину и тихо спросил:
— Мишка, а что такое «пах»?
— Не знаю, — скорчил гримасу Старостин, — живот, наверное.
— Тихо! — рявкнула в нашу сторону пионерзажатая, которой пришлось прерваться.
Старостин поднял руку и, не дожидаясь, пока разрешат, встал, и громко спросил:
— А что такое «пах»? Мы с Аствацатуровым не знаем!
— Сядь на место! — крикнула пионерзажатая. — Не знают они с Ацватуровым! Я те сейчас покажу… пах!
Мишка, пожав плечами, сел на место.
— В общем, — уже деловым тоном продолжила она, — за хулиганскую драку Барсукова из пионеров вон! И в детской комнате милиции, наверное, дело заведут. А мы на педсовете поставим вопрос об исключении из школы.
Клавдия Васильна, скрестив руки на груди, молча ее слушала.
— Опарышев сам виноват! — вдруг крикнул кто-то, и тут же раздались другие голоса:
— Он всегда пристает!
— Так и надо ему!
— Барсуков правильно сделал!
— Молодец, Барсук!
Барсуков вяло заулыбался. Он уже справился с непослушной рубашкой.
Пионерзажатая замерла, открыв рот.
— Ребята, успокойтесь! — уговаривала всех Клавдия Васильна.
Антон Скачков поднялся со своего места и поднял руку.
— Можно я скажу?!
Все притихли.
— Вы, Татьяна Андреевна, видели, какого роста Опарышев и какого — Славик? — обратился он к пионерзажатой.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Адвокат выискался… — она махнула рукой.
— Я вас, кажется, не перебивал, — вежливо, но твердо сказал Скачков.
Пионерзажатая широко открыла глаза и покачала головой, удивляясь его нахальству.
— Ваш, извиняюсь, член бюро… — невозмутимо продолжил Скачков, все захихикали, — постоянно дерется, руки всем выкручивает… Вы лучше разберитесь у себя в бюро, что у вас там за члены, за такие…
— У нас такие, какие надо члены! — напустилась на него пионерзажатая. — А вот ты теперь…
Клавдия Васильна с трудом сдержала улыбку.
— Так, — сказала она. — Ребята…
— Пусть Барсуков все сам расскажет! — подытожил Скачков и сел на место.
— Ну, нагле-е-ец… — выдохнула пионерзажатая.
— Татьяна Андреевна! — повернулась к ней Клавдия Васильна. — У нас сейчас, извините, урок… Большое вам спасибо. Вы сегодня сможете подойти к нам на классный час?
— Обязательно подойду! — с угрозой отозвалась пионерзажатая и очередной раз смерила Барсукова гневным взглядом.
Разбирательства в тот день никакого не провели. Из пионеров Барсукова тоже исключать не стали. А Опарышева я больше не видел: кто-то мне сказал, что родители перевели его в другую школу.
На следующий день после разговора со Старостиным я пришел за гаражи, как было условлено. Старостин и Скачков, оба в красных куртках, стояли у огромного пня, на котором лежали их портфели, и о чем-то спорили. Чуть поодаль Барсуков сосредоточенно шевелил сломанными граблями кучу бурых осенних листьев. Увидев меня, Старостин замахал рукой и крикнул:
— Я уже все придумал, Аствац! Операция называется «Сортир»!
— Какой «сортир»? — спросил я, подойдя поближе.
— Барсук согласен, Скачок — тоже, — продолжил Старостин, кивая в сторону ребят. — Барсук, иди сюда, скажи ему. Да брось ты свою кучу, тут разговор серьезный.
Барсуков отшвырнул грабли и подошел к нам.
— Ну, Скачок, чего ты предлагаешь? — спросил Старостин.
Скачков стал говорить, что подпольную организацию пора было создать уже давно, что пионервожатая ходит «борзая», что оценки ставят несправедливо. Барсук, вон, все решил на контрольной, и ему трояк вкатили, а Петренко одну задачу не успел, но все равно получил пятерку.
— В Америке вообще нет никаких оценок! — обиженно вмешался Барсуков.
— Везет дуракам! — с завистью сказал Старостин.
— Надо выкрасть журнал и туда оценок наставить — всем пятерки. Чтоб знали… — хмуро обронил Барсуков.
Скачков подтвердил, что это — идея хорошая, но нужны, как он выразился, «предупредительные меры» и что он согласен с предложением Старостина.
— С каким предложением? — я ничего не понимал.
— С планом операции «Сортир», — терпеливо пояснил Старостин. — Спички на потолок приклеить. Меня Андрюха из нашего двора научил. Барсук, соглашайся!
— По-моему, это просто хулиганство, — тихо сказал Барсуков.
— Ну и что, — рассудительно возразил Скачков. — А оценки не по-честному ставить — это что, не хулиганство? А когда Опарышев от тебя получил — они тоже сказали, что хулиганство!
— Правильно получил, — поддержал Старостин. — Опарыш был сволочь.
— Точно! — подтвердил я.
Скачков снова стал говорить, что спички — это просто предупредительные меры. Чтобы нас знали и боялись.
— Погоди, — удивился я. — Так если нас узнают, то просто… как бы… будут знать, что это — мы.
— Дурак! — вмешался Старостин. — Будут знать, что есть такие «гвардейцы кардинала», народные мстители, а имена знать не будут! Дошло теперь?
Потом Старостин объявил, что обязательно нужно собрать документы, четыре характеристики с фотографиями и письменно разработать план операции.