Кадакитис вздрогнул, но Шупансея сказала, что тоже слышала о подобных обычаях в деревнях своей страны.
— Возможно, так и следует поступить, — сдержанно произнес Верховный жрец, — вот только теологические последствия этого действа будут весьма неблагоприятны, особенно сейчас. Мой принц, боюсь, вашу официальную помолвку следует отложить до тех пор, пока все не уляжется.
— Я боюсь смертей, — сказала бейса. — Если вы не сделаете что-нибудь в самое ближайшее время, в жертву станут приносить мой народ, а не жеребцов и быков.
Молин Факельщик увидел, что тщательно сооруженное им здание сотрудничества рушится, и лицо его омрачилось. Ничего не ответив, он быстро повернулся и пошел прочь. Шупансея с Кадакитисом последовали за ним, оставив Лало в замешательстве глядеть им в след.
Наконец он снова повернулся к стене, которую расписывал. На стене Присутственного Зала Матерь Бей протягивала свою руку Буреносцу на фоне голубого моря. Бог не случайно был чем-то похож на Кадакитиса, а богиня осанкой и белыми одеждами напоминала Шупансею, вот только на этот раз Лало, дав волю воображению, работал по памяти, понимая, что нельзя нарисовать души этих людей, выставив их на всеобщее обозрение.
С технической точки зрения работа была завершена, но фигуры казались безжизненными. На мгновение Лало задумался, не испробовать ли свое дыхание — совсем чуть-чуть. Затем, вспомнив войны Вашанки и Ильса, вздрогнул и вновь натянул маску на нос л рот. Санктуарию, с разгуливающей по его улицам Дирилой, только и не хватает, что двух новых богов, со всеми предрассудками и недостатками оригиналов. Он все еще корпел над работой, когда его дочь Ванда принесла известие, что ее сестра Латилла в лихорадке и ранканцы требуют, чтобы она убралась из дворца до наступления темноты.
На улице перед Домом сладострастия бродили толпы народу, но внутри дела шли неважно, мужчины опасались, как бы огонь любви не запалил пламя иного рода. Их пьяные голоса звучали подобно ворчанию какого-то болотного животного. В неподвижном воздухе дрожали обрывки фраз.
— Предать рыбий народ смерти! Смерти и огню!
«По крайней мере, — думала Джилла, — Лало и дети в безопасности во дворце, а Даброу — прекрасное дополнение к охране у дверей».
Несмотря на спертую вечернюю жару, Джилла задернула занавеской окно и села. Иллира лежала на кровати, при каждом крике прижимая к груди одеяло, словно ей было холодно, хотя на лбу у нее выступила испарина. Джилла посмотрела на свои стиснутые руки, красные, огрубевшие от работы, с пальцами, распухшими вокруг полоски обручального кольца, и попыталась успокоить себя тем, что чума приходит почти каждый год. Правда, эпидемии такой силы не было давно. Это каким-то образом сотворили они с Иллирой своим заклятьем.
Новый взрыв криков на улице вывел ее из задумчивости. Все здание содрогнулось от грохота хлопнувшей входной двери, на лестнице послышались голоса и топот. Да ведь это к двери их комнаты приближаются люди! Джилла тяжело поднялась на ноги как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и в проеме показался Лало с Латиллой на руках, а за его спиной Миртис.
Иллира вскрикнула, но Джилла уже пришла в движение, протягивая руку, чтобы пощупать горячий лоб дочери. Латилла открыла глаза и, с усилием сосредоточив взгляд, попыталась улыбнуться.
— Мама, я скучала по тебе. Мама, мне так жарко, ты не можешь сделать так, чтобы мне снова стало хорошо?
С комком в горле Джилла приняла горящее тельце в свои руки, шепча слова, которые не имели смысла даже для нее самой. Латилла была странно легкой; ее плоть уже начал пожирать внутренний огонь!
— Положи ее на диван, — сдавленно проговорила Иллира. — Нам понадобится холодная вода и тряпки.
— Я уже распорядилась об этом, — спокойно произнесла Миртис, — будем надеяться, это поможет.
Она сделала знак, и одна из девочек, которые принесли два опахала из перьев, которыми смахивали пот любовных утех важных клиентов, выпорхнула из комнаты.
Иллира уже расправила одеяло. Положив на диван Латиллу, Джилла, не оборачиваясь, протянула руку за первым компрессом. Она чувствовала, что Лало стоит у нее за спиной, и стала подпитываться его энергией, как подпитывалась ее энергией Иллира, когда они творили заклятье. Через некоторое время опахала и холодный компресс, похоже, возымели действие, и Латилла забылась беспокойным сном.
Когда первый кризис миновал, Лало подошел к своему рабочему столу и начал перебирать краски, машинально раскладывая их, точно работа могла сдержать его растрепанные чувства.
— О, Джилла, — жалобно произнесла Иллира, — она так похожа на мою маленькую девочку!
Встретившись взглядом с глазами Джиллы, С'данзо болезненно вздохнула. Лало наконец решился потревожить гадалку.
— Где законченные карты? — спросил он. — Если я закончу колоду, возможно, ты сможешь увидеть в них какую-либо надежду!
Иллира молча посмотрела на него, ее лицо казалось на фоне густых черных волос белым как полотно. Затем ее взгляд помимо воли скользнул на стол в углу, где все еще лежали карты так, как она разложила их неделю назад. Все еще ничего не подозревая, Лало подошел к столу и посмотрел на него.
Тело Джиллы словно окаменело. Лало не был С'данзо, но ему было подвластно искусство, и именно он нарисовал эти карты. Джилла попыталась прочесть его реакцию по сутулым плечам и склоненной голове с редеющими рыжеватыми волосами. Ну конечно же, он догадается!
— Ничего не понимаю, — застывшим голосом проговорил Лало. — Ты пыталась гадать по неоконченной колоде? Ты пыталась Увидеть, что нас ждет?
Он вдруг смахнул карты на пол, обернулся и прочел на лицах женщин ответ на вопрос, который еще даже не успел прийти ему в голову.
— Вы сделали это?
— Не знаю, — помертвевшим голосом ответила Ил-лира. — Мы хотели отомстить за наших детей…
— Благословили богиню! — с неверием выдохнул Лало.
— Нет, богов, нет, только Силу… — смех Иллиры зазвучал на грани истерики.
— И ты позволила ей, помогла ей? — Его потрясенные глаза обратились к Джилле. — Ведь у тебя остались другие дети! Ты не подумала…
— А ты сам думал, давая жизнь Черному Единорогу? — бросила она ему в лицо, но голос ее надломился. Она махнула в сторону Латиллы. — О, Лало, Лало — вот мое наказание!
— Наказание?! — взбешенно воскликнул художник. — Тебе недостаточно потери одного ребенка? Она не согрешила! Почему она должна страдать из-за нас?
— Ну ударь меня! — воскликнула Джилла. Может, это сняло бы часть душевной боли.
Лало молча оглядел ее, и его лицо исказилось.
— Женщина, если бы я мог ударить тебя, я сделал бы это много лет назад.
Джилла закрыла лицо руками, и он снова повернулся к Иллире.
— Ты сделала это, и ты должна все исправить. У меня здесь есть краски и чистые листы для остальных карт. Все равно никто из нас сегодня не заснет. Ты опишешь мне недостающие карты, С'данзо, я нарисую их, и затем ты снова будешь гадать!