– Я в любом случае должен поставить свою подпись прямо сейчас, да?
– Осталось еще несколько телефонов, по которым Квентин не успел дозвониться. У тебя есть в запасе шесть дней, да только за это время ничего не изменится. Все, мне надо идти переодеваться. Удачи, Ричард. – На сей раз никакой улыбки. – Держи меня в курсе.
Ричард не торопясь писал в уборной в вестибюле, изо всех сил пытаясь отделаться от досадливого ощущения, что судьба из чистой вредности выбрала на эту роль именно его. Да, разумеется, в доброй старой монархии наверняка полно и других чудаков, которые ни за что не поступятся своим мнением о произведении искусства, считая, что правда и беспристрастность в этой области превыше всего, но однако же вряд ли кого из этих чудаков угораздит вляпаться в историю, в которую вляпался он. Он запаковал на место свой пенис, и это краткое, строго функциональное прикосновение напомнило, в умозрительном плане, чему бы он мог в самом скором времени предаться с Анной, повернись дело чуть-чуть по-другому. Он застыл как вкопанный, положив руку на рычажок сливного бачка. От терзаний, донимавших нынче Ричарда Вейси, был полностью застрахован лишь один человек со времен Творения, собственно, человек, живший почти сразу же после этого события. Хрена ли было Адаму, во дни до грехопадения, какие там стишки кропает Ева, пусть и самые что ни на есть никудышные, у него все равно вставал безотказно. Впрочем, и для них беспечальные денечки скоро закончились, как только Господь разглядел серьезную угрозу выживанию рода человеческого, происходящую от недостатка отдыха и питания, не говоря уж о более специфических неприятностях.
Продолжать размышлять и дальше Ричард был не способен. Он уже довольно далеко продвинулся к выходу – до наружной двери оставался всего какой-нибудь ярд, – как вдруг с противоположной ее стороны донесся перезвон женских голосов, сопровождавшийся скрежетом ключа в замочной скважине, что заставило Ричарда прыснуть обратно в то же убежище. Укрывшись в безопасности сортира, он сообразил, что идти ему, собственно, никуда не хочется, а туда, куда, может, и хочется, все равно прямо сейчас не попасть. Надо было упросить Криспина предоставить ему на несколько часов какую-нибудь заброшенную оружейную или забытую часовню в дальнем, малопосещаемом углу дома. А теперь было уже поздно, и, когда Фредди, а с ней, возможно, и Сэнди, и еще три-четыре голосистых особы удалились в глубины дома, Ричард бросился наутек.
До дому он добрался на такси и обнаружил свою машину на том самом месте, где ее оставил. Пригнув голову, держась к дому спиной, двигаясь на манер актера в сериале о военной или полицейской облаве в ночи, он бесшумно проскользнул на водительское сиденье и, отталкиваясь правой ногой, успешно преодолел вместе с «ТБД» почти полпути до проезжей дороги. Некоторое время он ехал к югу, надеясь, что внезапное озарение подскажет, куда именно ему надо. Озарения он так и не дождался, однако что-то, видимо, направляло его к тому месту, где можно было надеяться на встречу с Анной, потому что именно на ее длинную, хмурую, с нависающими фасадами улицу он в конце концов и повернул. И тут же увидел саму Анну, в дождевике, она шла в его сторону по противоположному тротуару, темноволосая, прекрасная, умиротворенная и устрашающая. Он посигналил, но вокруг раздавались и другие гудки, замахал рукой, но было уже поздно, а приткнуться было негде, пришлось проползти еще метров восемьдесят вперед, остановиться, попятиться, развернуться, пуститься вдогонку, а Анна меж тем уже исчезла. Он нашел свободное место у обочины, втиснул туда машину, опустил голову и закрыл глаза.
В ту же, как ему показалось, секунду твердые костяшки пальцев забарабанили по стеклу. Вслед за тем возникла физиономия пожилого мужчины.
– Вы в порядке, приятель? – спросил, как только стекло было опущено, подходящий к лицу голос, озабоченный, но со строгой официальной ноткой.
Ричард набрал было в грудь побольше воздуху, чтобы разразиться потоком русской брани, а потом, если потребуется, в припадке гнева выскочить из машины и пуститься в погоню. Потом его отпустило, и он сказал:
– Да, спасибо, все нормально.
– Точно все в порядке? А то вид у вас чего-то не того.
Строго говоря, то же самое можно было сказать и об этом типе, даже не разглядывая его слишком придирчиво, – такой тонкой кожи, как у него на физиономии, Ричард еще в жизни не видел, – точь-в-точь бумага, и глаза какие-то пересохшие.
– Все в порядке, – повторил Ричард. – Спасибо за беспокойство.
– Потому что…
Больше он ничего не успел сказать. Ричард рывком поднял стекло и нажал на газ, наконец-то поняв, куда именно ему надо.
Путь Ричарда лежал практически через весь Лондон, в края, практически ему неведомые. Пытаясь уклониться от транспортного столпотворения, он свернул на боковую улочку возле Трафальгарской площади, где вскоре попал в еще худшее столпотворение и минуты через две напрочь застрял как раз напротив входа в солидное строение Викторианской эпохи. Выпроставшись из вращающихся дверей на вершине лестницы, по ступеням к ее подножию прошествовала компания, состоявшая из молодого лакея и немолодого лакея в синих ливреях и пожилого джентльмена в сером костюме, которого они поддерживали под руки. Пожилой джентльмен самозабвенно рыдал, слезы потоками струились по его лицу. Под ненамеренно прикованным к ним взглядом Ричарда все трое остановились на тротуаре, младший лакей остался при джентльмене, а старший отправился искать такси. Взгляд его, встретившись с Ричардовым, походя выразил недружелюбие, потом устремился куда-то еще. Потом вереница автомобилей поползла вперед, и вся компания скрылась из виду.
Вскоре после этого Ричард уже шагал прочь от своей машины, припаркованной на тихой улочке возле Рассел-сквер. Чуть позже он свернул в подворотню и поднялся по лестнице, куда уже той, которую он недавно разглядывал. Добравшись до верхней ступеньки, он нажал на кнопку звонка – раздался раздутый динамиком дребезг, а потом бестелесный голос, – если он был человеческим, то, скорее всего, женским. Когда Ричард назвал свое имя, дверь издала долгий кудахчущий звук, и он вошел.
Одолев великое множество лестничных маршей, Ричард увидел, что наверху его поджидает человек, которого он никогда раньше не видел, четвертый или пятый из встреченных им за последние двадцать четыре часа экземпляров, подходивший под это определение. Секунду или около того с его мозгами творилось нечто ужасное, а потом он понял, что все-таки видел этого человека раньше – это был Тристрам Халлет, только без бороды.
Не удержавшись от того, чтобы сообщить Халлету об этой перемене в его внешности, но умолчав о том, что вид у него совершенно больной, Ричард перешел к делу:
– Как дела, Тристрам? Миссис Пирсон что-то такое говорила о…
– Сколько понимаю, это у них называется сердечным сбоем, – отозвался Халлет. – Звучит не так пошло, как инфаркт. Я и сам не знал, что со мной, пока мне не сказали.
Он провел гостя в тесноватую и нельзя сказать чтобы скудно меблированную гостиную, где женщина примерно его возраста, склада и стати вскочила со своего места и поспешила Ричарда обнять. То была Таня Халлет, которую, несмотря на ее имя и пристрастие к цветастым кушакам и косынкам, с Россией связывал только брак с преподавателем-русистом. Правда, она то и дело появлялась на людях то в одних, то в других серьгах в стиле дохристианской Руси, – сегодняшний день стал исключением, – но дальше этого дело не шло.