Стоя на быстросохнущем коврике, Рианнон вытиралась полотенцем и одновременно смотрела на матовое окно, силясь понять, какая на улице погода. Приняв решение, она аккуратно вытерла ноги и равномерно размазала тональный крем из тюбика по еще влажной коже, маскируя выступившие вены. Затем побрызгалась дезодорантом, припудрила под грудью и между ног присыпкой, снова надела халат и тапочки и, окликнув по пути Розмари, пошла через лестничную площадку в спальню.
Если не считать объемистых черных мешков под окном и брошенной на кровать одежды — платья, костюма и чего-то еще, — в спальне царил идеальный порядок. Главное место в ней занимал изумительной красоты викторианский туалетный столик с мраморной столешницей и тяжелым овальным зеркалом. На столе стояла ваза с розами из сада; сама ваза тоже была разрисована бутонами роз. Рианнон причесалась, радуясь, как всегда, что ей повезло с волосами: они были все такие же густые, послушные и почти без седины — только немного подкрасить. Она все еще орудовала расческой, когда вошла Розмари.
— Мама, что это у тебя на ногах?
— Невесомая тональная основа. То есть это так называется, я специально смотрела. От «Макс Фактор». Я брала для лица, но она оказалась слишком темной. Там еще была надпись: «Светлый мед». Думаю, название цвета, да?
— Хорошо, а зачем ты намазала ноги?
— Ну, иначе пришлось бы надевать чулки, и я подумала, что в такую хорошую погоду можно обойтись без них.
— Ты в курсе, что теперь у тебя ноги и руки разного цвета?
— Конечно, но мужчины об этом не думают. Как правило.
Розмари сдалась. Во время разговора она достала фен, включила и начала укладывать матери волосы, без особого навыка или почтения, но аккуратно и размеренно. Работая феном и щеткой, Розмари огляделась, заметила брошенную одежду, однако не успела ничего сказать: дверь распахнулась и в комнату неуклюже вбежала Нелли, щенок Лабрадора. Она несколько обиделась, увидев, что ее появление не вызвало должного восторга. Обежав для порядка комнату, собака забралась под кровать и зарычала оттуда сердитым альтом.
— Надо было закрыть ее внизу, — сказала Розмари.
— Ничего страшного. Ей нужно ознакомиться со всем домом.
— Может, лучше после того, как она научится делать свои дела на улице?
— Обучение в том и состоит, чтобы она сдерживалась в доме.
Розмари нагнулась посмотреть, чем занят щенок, который к тому времени уже вылез из-под кровати.
— Знаешь, что она грызет твою тапочку?
— Пусть грызет, ту можно, — ответила Рианнон, предварительно убедившись, что тапочки Дороти по-прежнему на ней и им ничто не угрожает.
— Нельзя разрешать собаке грызть все подряд. Так ее ничему не научишь.
— Не волнуйся, все само собой утрясется. — Рианнон чуть не сказала дочери, что та станет смотреть на такое проще, когда обзаведется собственными детьми, но передумала. — Невозможно следить за ней целый день напролет. Спасибо, дорогая, вот так хорошо. Я люблю, когда волосы немного влажные.
— Э-э… а в чем ты собираешься пойти на свидание?
— Думаю, в голубом джинсовом костюме. Вон в том.
— Хм. — Розмари кивнула, но довольно сдержанно. — Что еще?
— Надену белую спортивную рубашку, выпущу манжеты из-под обшлагов куртки. А если станет жарко, сниму куртку и закатаю рукава рубашки. Только если ему не будет видно ног.
— Эй! — закричала Розмари на Нелли, которая на виду у всех присела над ковром. — Фу! Фу!
Она подхватила щенка и выбежала из комнаты.
— Не забудь сказать ей…
— Знаю, мам, знаю!
Оставшись одна, Рианнон посмотрелась в зеркало, поправила волосы, жалея, что предстоящая поездка не вызывает у нее особого энтузиазма. То, как Малькольм говорил с ней сначала по телефону, а затем в клубе, озадачило Рианнон. И дело было не в обычной его неловкости — вот уж что никогда ее не смущало. Что-то в приглашении Малькольма, — возможно, многозначительные паузы между фразами — наводило на мысль: предстоит нечто большее, чем обычная прогулка. Не вставая, Рианнон скрестила пальцы на обеих руках.
Донесшийся снизу победный возглас дочери, в котором звучало неприкрытое восхищение, заставил Рианнон продолжить сборы. К тому времени как Розмари вернулась, она стояла в трусах и бюстгальтере перед зеркалом и наносила на лицо тональный крем.
— Повезло, что она не навалила прямо в спальне, скажу я тебе.
— Да уж. Спасибо, милая.
— Хорошо, давай теперь взглянем на твой хваленый костюм, ладно? Признайся, он тебе самой нравится?
— Ну, я себя в нем хорошо чувствую.
— Хм. — Розмари кивнула, принимая ее точку зрения. — А как насчет обуви?
— Думаю, вот эти.
Рианнон показала на джинсовые, почти того же оттенка, что и костюм, туфли на шнурках.
Мать и дочь немного поспорили насчет рубашки, выбрали взамен терракотовую шелковую блузку с оборками, но после примерки оставили первоначальный вариант, и Рианнон, в качестве последнего штриха брызнув на себя подаренным на Рождество одеколоном, спустилась вниз, перекинув через плечо холщовую сумку песочного цвета. Никаких украшений, кроме обручального кольца, Рианнон не надела.
На кухне Розмари еще раз приготовила кофе, и содержимое сумочки подверглось сравнительно нестрогому досмотру. Компактная пудра, запасной носовой платок, кошелек с пластиковым окошечком и вставленной туда карточкой с телефонными номерами, зубная щетка — все было одобрено со снисходительным молчанием. И вдруг:
— Господи, что это?! — Голос Розмари звучал так, словно ее терпению наступил предел.
— Полиэтиленовый дождевик. Свернутый.
— Вообще-то я не слепая. Нет, ну правда, мама! Почему ты не взяла зонтик?
— Я их все время теряю. Забываю в разных местах.
— Есть складные зонтики, которые можно убрать в сумку. Кстати, не очень дорогие.
— У меня такого нет.
— Хм. Полагаю, к этому плащу и шляпа имеется?
— Нет, там к воротнику приделан капюшон, глаза почти закрывает. Надену его за обедом, когда ты не будешь смотреть.
Розмари заглянула в сумку.
— Странно, что здесь нет резиновых сапог.
— Погоди, я сейчас принесу отцовские галоши.
— Лучше я дам тебе свой зонтик.
— Не надо, я его потеряю. И не обращайся со мной так, как будто мне четырнадцать лет.
— Так тебе столько и есть. Когда мне исполнилось четырнадцать, ты была намного старше, а сейчас вернулась в детство. Тебе четырнадцать, разве нет?
Рианнон хмыкнула и недовольно переступила с ноги на ногу.
Зазвонил телефон. Розмари успела к нему первой, спросила, кто говорит, и с каменным лицом передала трубку матери.