Так нет же. Сказать по правде, какой-то несчастный лосенок для него дороже всего. Дороже родных и знакомых. Разве это нормально?
Это из-за Тайрэ. Это он виноват. Колдовство в крови у кейрэков. Пробрался Коварду в душу и оплел ее паутиной. Внушил ему всякие бредни. Иначе с чего бы Коварду быть таким раздраженным, сердитым? Но кейрэку этого мало. Он желает присвоить все наследство старого рода.
Иначе зачем Тайрэ все время сюда таскаться?
Из-за Найи? Из-за безногой?
Ой, не смешите Сьяну.
Все его взгляды, улыбки — одно сплошное притворство. Найя — калека, уродка. Разве можно ее любить?
Тут с целыми-то ногами не знаешь, как нарядиться…
Нет, Сьяна давно раскусила Тайрэ. И она не допустит, чтобы Коварда обокрали.
Она отыщет способ отвадить кейрэка.
И сделает так, чтобы Ковард вспомнил, кем он родился.
Гость явился под прикрытием ночи и снял капюшон только после того, как несколько раз оглянулся.
На этот раз Барлет не обрадовался Креону.
— Важ смеялся над Ковардом. Убеждал своих братьев, что охотиться не опасно. Но теперь его братья в темнице. Спаслись от дозора лишь четверо. Четверо из двадцати!
Старый ободранный лис! Разве не он предложил порадовать Красного Духа? А теперь виноват Барлет!
— Важ убеждал своих братьев, что Ураульф не вернется. Но Ураульф возвратился. А согласно его указу, за убийство лосенка полагается смертная казнь, — Креон говорил негромко, однако его слова разрывали Барлету барабанные перепонки. — Если лосенок выживет, Ураульф пощадит охотников. Нет — их публично казнят. Барлету следует знать: если что-то случится с братьями, он понесет наказание.
— Ты мне угрожаешь, Креон?
— А важ полагает, что бедный лосенок умрет? — Креон изобразил удивление.
— В темнице не только Зурдак, но и Гимрон. Он ранен.
— О здоровье Гимрона позаботится Мирче. Он, как известно, сверхмастер. Пока лосенок не сдох, Гимрону ничего не грозит. И тому, кто возглавил охоту, тоже.
Креон поднялся с места.
— Важ, я передал вам то, что мне поручили. В нынешних обстоятельствах я не буду настаивать, чтобы встретиться снова.
* * *
— Ты чо — навоз лопал? Во морда какая!
— Хозяин меня прибьет. — Парень шмыгнул и размазал под носом рукой.
— А чо сделал-то?
— Чо, чо? Вон чо, — и шмыгавший носом достал из-за пазухи птицу. У голубя на спине была кровавая рана, крыло висело неправильно. — Ястреб его побил. Хорошо, я увидел. Успел подобрать.
— Да ты чо? Это ж синий Курлыка, самый быстрый на голубятне. Хозяин за него лосиной шкурой платил. А ты без спроса взял да и выпустил?
— А то бы он разрешил!
— И чо тебе сдался этот Курлыка? Пустил бы кого другого.
— Мне быстрый был нужен.
— Куда посылал-то? Чтоб быстро?
— Куда-куда! За кудыкины горы, воровать помидоры.
— Ой ли! А может, поближе? — спрашивавший ухмыльнулся. — Кажись, там Трина томится — пока ее Зурдак в темнице? Ну, так рожа-то что в земле?
— За птицей лазать пришлось. В овраге едва отыскал. Весь измарался. И все напрасно! Ой, прибьет хозяин, прибьет меня за голубка.
— Слышь, а ты уже щекотался с Триной? Ну ладно тебе! Не таись. Зурдак ничего не узнает. Как она там — на ощупь?
Вместо ответа — опять занудное причитанье:
— Ой, узнает хозяин — и мне тогда крышка. Лосиной шкурой платил! Прикинь!
— Да уж! Только он тебя не сразу прибьет. А для начала знаешь что сделает за этого голубка? Тебе на всю жизнь расхочется щекотаться.
Тот, что держал голубка, заскулил. Другой живописно описывал, что в скорости будет, с удовольствием перечисляя все больше и больше деталей. И только когда иссяк, наконец, предложил спасение:
— Слышь, а ты голубка Придурку снеси. Он его быстро поправит.
— Это как так — поправит?
— А вот так. Возьмет да поправит. Тут недавно лошадь на курицу наступила. Морковна запричитала: это ж несушка! Самая лучшая! А потом потихоньку оттащила в конюшню. И Придурок ее поправил. Хочешь — пойдем поглядим. Петухи с нее не слезают.
— А он согласится?
— Кто?
— Придурок?
— А как же! Иначе дашь ему в ухо!
— Не, его только хозяин колотит, а другим не дает.
— Так хозяин ничего не узнает. Но Придурок возьмется, точно. Он как увидел курицу, сам чуть не закудахтал.
— А что он с ней сделал?
— Говорю ж, починил. Стала лучше, чем раньше.
— Нет, как, как починил?
— По-своему, по-придурски. Утром Морковна пришла, а курица бегает как ни в чем не бывало.
— А может, он это, колдует?
— Кто? Придурок? Не смеши.
— А что? Если к нему присмотреться, чем не колдун? Вон какой странный. И лыбится. Отчего это он так лыбится? Ни ты, ни я так не лыбимся, чтобы все время.
— Ну, лыбится. Тебе-то какое дело? Тащи Курлыку к Придурку.
* * *
— Что столпились? Что надо?
Никто не ожидал, что хозяин встанет так рано (а хозяин и не ложился!). Двое парней — из тех, что уже выезжали с охотой и тайком попивали «Хвойную бодрость», — попятились. Придурок от неожиданности выпустил птицу, и Курлыка взлетел, радостно хлопая крыльями, а потом опустился ему на плечо.
— Кто разрешил взять голубя? Отвечай, когда спрашивают. — Барлет привычно отвесил Придурку затрещину.
— Он… Он… Он не мог летать…
Один из парней за спиной Барлета показал Придурку кулак. Придурок запнулся. Барлет, почуяв подвох, развернулся:
— Что пялитесь? Заприте птицу на голубятне. Слышали? Пшли отсюда!
Парней сдуло.
— К полудню проверю, все ли птицы на месте. А то повадились даром рассылать голубей по трактирам, — Барлет говорил, не глядя вслед убегавшим и не заботясь о том, услышана ли угроза. Он смотрел на Придурка:
— Значит, голубь не мог летать? А теперь полетел?
Придурок сглотнул. Он уже понял, что защититься не сможет. От кого-то все равно попадет.
— А ты торчишь тут без дела и за ним наблюдаешь. И что же? Нравится?
У Придурка в глазах отразилось недоумение.
— Я спрашиваю, нравится, как голубь летает?
Вопрос не казался каверзным, и Придурок кивнул.
— А может, и ты так хочешь?