А Тайрэ говорит, что Исси плохо придумал. Если так много плакать, в конюшне размоет навоз. Ковард уедет в Лес, Мирче уйдет к Ураульфу, Исси вместе с Тайрэ некому будет спасать, и они утонут в навозе. Вот что может случиться.
И Придурок тогда старается удержаться. Но стоит ему взглянуть на Тайрэ — как тот ему улыбается, он сразу же вспоминает: Тайрэ — кейрэк, а Придурок — горын.
И зачем ему только сказали? Пусть бы он был Придурком. Он привык, что Придурка бьют, знает, когда будут бить, и знает, когда не будут. А горыны — это враги. Их ненавидят все, кто живет на Лосином острове. Их победили в предгорьях и загнали назад, в ущелья. Горына мало ударить. Горына нужно убить. Как же тут не заплакать?
— Исси! Я за тобой, — Тайрэ нарушил мрачное размышление мальчика. — Кетайке собирается рассказывать сказку. Ураульф сказал, пусть Исси тоже придет.
— Зачем сверхваж так сказал?
— Ураульфу нравится Исси. Он благодарен ему — за спасенье лосенка.
— А сказка будет про что? — насторожился Придурок.
— Кетайке говорит, сказка о людях гор.
— Придурок не хочет слушать. Он останется на конюшне.
— Исси не хочет варенья с запахом веселянки?
* * *
«Высоко вознеслись хребты горы Казодак. Ущелья ее бездонны, пещеры ее бессчетны, богатства неисчислимы. А на самой высокой Вершине, затерянной в облаках, растет белоствольное Древо с гладкой корой, без морщин. Оно проросло из семечка — мельче малой песчинки — в самом Начале Времен, когда племена людей наделили дарами», — Кетайке, рассказывая, все время смотрит в огонь — будто бы видит сквозь пламя давно минувшее время.
А Исси забился в угол, желая быть незаметным.
«Великий дар достался тем, кто жил близко к Небу, — белоснежные крылья. Они вызревали на ветках Вершинного Древа. И Древо в те времена приносило плоды, не скупясь, стоило только матери, носившей в себе ребенка, прижаться щекой к стволу и попросить тихонько: хочу, чтобы он летал!»
Все люди горы Казодак в то время умели летать. Они поднимались в воздух и видели мир с высоты — его чудеса и богатства. Тогда народ Казодака считался носителем знания.
Но однажды к ним явился бескрылый Пришелец: «Крылатые люди думают, что много знают о мире. Они уверены: мир измеряется светом. Но как высоко ни взлетай, могущества не достигнешь. Чтобы стать великим народом, нужно иное знание — то, что скрывается в темных недрах горы Казодак. Я покажу туда доступ — за небольшую плату».
Крылатые согласились: Пришелец их удивил. И они с любопытством последовали за ним. Бескрылый привел их в пещеру, где они никогда не бывали, и сказал:
— Копайте вот здесь! И добудете знание. А плата совсем ничтожна — по паре перьев с крыла.
Люди стали копать и нашли драгоценные камни.
— За эти камни в Долине можно купить что угодно! Можно купить весь Остров.
— Но то, что скрывается глубже, может быть лучше богатства! По десять перьев с крыла — и я покажу вам пещеру глубже той, где вы побывали.
Люди пошли за ним и отрыли залежи бронзы. Теперь они могли не тратить свое богатство. Все, что они хотели, им отдавали из страха: у них стало много оружия. Люди очень гордились: «Наша мощь возросла! Мы стали сильней, чем были».
Тогда бескрылый сказал:
— Бронза — большое богатство. Но то, что скрывается глубже, может быть лучше оружия.
— Что может быть лучше оружия?
— Бессмертие — вот что лучше.
Пришелец утроил цену. Люди, гонимые жадностью, не пожалели перьев. И однажды заметили: крылья сделались голыми — как у летучей мыши. Тут незнакомец исчез — будто его и не было.
В последней пещере люди ничего не нашли, но не хотели поверить, что Пришелец их обманул. Они продолжали поиски. Рыть было все труднее. Крылья мешали людям, и они от них отказались. Отказались от света, забыли Вершинное Древо и остались в пещерах. Так появились макабреды.
А на Вершинном Древе с тех пор вызревали лишь голые крылья. Но те, кто остались у Древа, верили, что однажды оно вернет свою силу.
Кетайке умолкла. Ковард не удержался:
— Эти люди Вершины, они живут до сих пор?
— Сказка знает о прошлом. О том, что было когда-то.
— Жаль, никто не знает ответа на этот вопрос, — Мирче невольно вздохнул.
Вальюса вдруг одолел приступ кашля, лоб покрылся каплями пота.
— Пожалуй, пойду. Мне что-то нехорошо. — Вальюс поднялся и, непривычно шаркая, заторопился к двери.
— Кажется, важу Вальюсу не понравилась сказка. — Тайрэ удивленно смотрел сверхмастеру вслед. — Или он заболел?
— Может, перетрудился? У него так много забот, он готовится к свадьбе Правителя. Собирается потрясти остров количеством блюд и невиданных украшений. — Было трудно понять, шутит Мирче или правда жалеет сверхмастера Вальюса. — В общем — пусть отдыхает. А вот с кем бы я поболтал, так это с дядей Барлетом. Вдруг ему известно продолжение сказки?
— Я бы тоже не прочь, — Ковард согласно кивнул. — Но Барлет куда-то исчез.
— Исчез? — Мирче нахмурился.
— И никто не знает, когда он вернется.
Исси в этот момент наконец перестал дрожать: если дядя Барлет уехал, никто не потребует, чтобы Исси к нему возвратился. Это хорошие вести. Значит, Исси слушал не зря эту страшную сказку.
На этот раз Барлет не шутил. Он был вне себя от бешенства:
— Пустогрудая ведьма! Ты меня провела! Ураульф возвратился. Он не только не умер, он сияет от счастья — так что больно смотреть. Где твое хваленое колдовство?
— Я не колдунья, Барлет. Все, чем я обладаю, это тайное знание.
— Не колдунья? Не лги, старуха! — Барлет нервно сглотнул. — Кто погубил отца?
— Твой отец поплатился за нарушение клятвы. Свидетелем уговора было льняное семя. Скулон обманул меня, и стебелек сломался.
— Стебелек! — напоминание о смерти Скулона заставило Барлета говорить чуть тише.
— Да, Барлет, стебелек сломался. — Дракинда взглянула ему в лицо своими пустыми глазами. — Умей я забрать чью-то жизнь, первым бы умер ты. Ты, а не Ураульф.
Ярость с новой силой захлестнула Барлета:
— А знаешь, старуха! Я понял! Мы не договоримся. Ты не хочешь мне помогать? Ты еще пожалеешь. Я больше не собираюсь с тобой торговаться. Но с этой смены светил можешь забыть о мальчишке. Он к тебе не вернется. А я, — Барлет представил Придурка, и лицо его сделалось хищным, — я распоряжусь по-своему его золотыми руками.
Теперь он смотрел на Дракинду со злобной насмешкой: все-таки хорошо он тогда поступил — не позарился на ее поникшую красоту, а оставил в залог ребенка. Посмотрим, что она скажет.