Внезапно продовольственные налеты Пульки прекратились. Два дня Марсик тщетно сидел во дворе у Большого Лени, подкарауливая коварную кошачью женщину, которую по наивности принимал за свою подругу: Пулька не появлялась.
— Видно, котиться ей время пришло, — объяснил Большой Леня. — Только где у нее гнездо, не знаю. Везде глядел! Ни следа, ни зацепочки.
Пулька появилась через три дня — неизвестно откуда, вылакала из блюдечка молоко и опять исчезла — неизвестно куда. Большой Леня хотел ее выследить, но не смог.
— Спрятала котят! Да как спрятала! Вот ведь хитрая бестия! Полкошки, а ума — на целых десять! — восхищался он. Прошло еще три дня, и котята обнаружили себя сами.
Летний день обещал быть сухим и теплым. На тоненьких веточках вишен наливались ягоды и уже радовали глаз своими красными пятнышками. Но что-то было не так. Какой-то неправильный звук наполнял воздух. Час от часу он становился все сильнее. Марсик сидел на балконе и нервно поводил ушами.
— Вы слышите? — спросила мама. — Что это?
— По-моему, котята пищат. Надо сказать Большому Лене. Большой Леня был мрачен, как туча.
Пульки нет. Со вчерашнего дня не показывалась. Вот они и кричат — от голода. Я по писку ихнему гнездо нашел. Знаете, где она котят спрятала? За обшивкой вашего дома.
Сразу вспомнилась тень на балконе, бесследно исчезавшая при чьем-нибудь появлении, и напряженный Марсик у маленькой дырки в стене. Между досками обшивки и бревенчатой стеной дома было некоторое пространство, но лишь полукошка Пулька могла выбрать такую узкую щель для своих котят. Никто, кроме нее, не смог бы туда пролезть.
Писк становился все громче и отчаянней. Костик больше не мог читать, взял книжку и пошел в сад. В самом дальнем его конце уже сидел Гришка и с видом глухого Бетховена щипал гитару. Не отпуская струн, Гришка взглянул поверх Костиковой головы и, как бы между прочим, спросил: «Ну, как? Все кричат?» Костик кивнул, сел рядом и стал смотреть на деревья.
Здесь писка котят слышно не было.
Через щель в заборе было видно, как в соседнем дворе то и дело появляется Большой Леня и бессмысленно ходит туда-сюда.
«Жду до вечера, — договаривался он сам с собой. — Что мне с котятами-то делать? Без матери?»
Пулька так и не появилась. И к вечеру писк стал непереносимым. Костик увидел, как Большой Леня идет через двор с топором в руках.
— Мам, зачем Лене топор?
— Наверное, хочет вскрыть обшивку. По-другому до котят не добраться. А пойду-ка я с ним поговорю, — вдруг решила мама, накинула куртку и быстро вышла.
Тук. Тук. Кряк. Крах!
Костик прислушивался к звукам топора, и сердце у него прыгало то вверх, то вниз. Гришка уже не мучил гитару, а играл на компьютере в какое-то «Догони-убей», не желая принимать близко к сердцу неисправимую реальность.
В стену перестали колотить, а писк котят, наоборот, стал вдруг очень громким. Потом все стихло.
Еще через некоторое время Большой Леня позвал маму:
— На вот! Вишь — беленький какой. Попробуй воспитать.
* * *
Мама вернулась, прижимая к груди пищащий комочек.
— Пулькино наследство, — коротко сказала она, показывая крошечного котенка. — Хорошо, что глазки открыл уже. Давайте попробуем его покормить.
Когда-то в детстве мама кормила из соски щенка. «Щенок, конечно, — не шестидневный котенок, но какой-то опыт у меня есть, — сказала она. — И вообще, я слышала, как это делают.
Нужен маленький пузырек и резинка от пипетки».
Мама разбавила молоко теплой водой и налила в чистый пузырек, где когда-то хранились капли от насморка. Гришка натянул на пузырек резинку от пипетки и проделал в этой кошачьей соске дырочку.
«Если удастся заставить его пить, мы его выкормим!»
Мама села на стул, положила котенка к себе на колени брюшком кверху, слегка разжала ему челюсти, капнула на розовый язычок молока и вложила в рот соску.
Почувствовав молоко, котенок сглотнул и этим своим движением выдавил из соски новую каплю. Что-то он, видимо, понял, потому что молоко в пузырьке стало убывать.
— Гляди, гляди, пьет! — с облегчением зашептал Костик. Пузырек опустел наполовину, котенок выпустил соску изо рта и заснул.
Все перевели дух.
— А чего так мало выпил-то? — посетовал Гришка. — Полпузырька всего.
— В этом вся беда. Он же маленький. И желудочек у него маленький. Есть ему надо понемногу, но часто. Так что придется нам друг друга подменять. Как запищит — сразу кормить.
Мама взяла маленькую корзинку, постелила туда мягких тряпочек, а сверху затянула большой тряпкой, чтобы Марсик без спросу не сунул туда любопытный нос.
Когда кот вернулся с прогулки, мама решила показать ему новое приобретение.
— Пульки больше нет, Марсик, — сказала мама. — Никто не знает, что с ней случилось. Зато посмотри, кто у нас теперь живет.
Марсик заглянул в корзинку, вздыбил шерсть и зашипел.
— Ну вот, я-то думала, ты обрадуешься! Это же Пулькин ребенок. Вырос, был бы для тебя приятель! — тут мама улыбнулась. — Ел бы с тобой из одной миски. Да ладно, не переживай. Мы этого котенка для Большого Лени должны выкормить. Чтобы у него от Пульки память осталась.
Мама снова закрыла корзинку и стала гладить Марсика. Марсик жмурился и тихонько урчал. В этот вечер всем хотелось его гладить, и все тайно думали нехорошую мысль: «Что, если б Марсик вчера увязался за Пулькой?»
Котенок был беленький и длинноволосый.
— Прямо хоть кудри ему завивай! Как ангорский, — удивлялась мама. — И где это Пулька ему такого папу подыскала? Неужели из местных?
Все время котенок проводил в корзинке, то есть спал. Просыпался он только для того, чтобы попить молока из своей смешной пузырьковой соски. Раз в день мама протирала ему шерсть влажной ваткой.
— Будь у тебя мама, она бы тебя вылизывала. И животик бы тебе языком массировала. И попку мыла. Но ты у нас несчастный, сирота. Придется тебе ватку терпеть — пока сам мыться не научишься, — приговаривала мама.
Через две недели котенок заметно подрос и стал выбираться из корзинки. Он готов был считать маму Гришки и Костика своей и потому желал теперь спать рядом с ней, а не в корзинке.
— Нет, дорогой, так не годится, — вздыхала мама. — Место уже занято. У нас Марсик живет. А тебе надо быстренько учиться есть из блюдца и отправляться к настоящему хозяину. Ну-ка, давай попробуем.
Мама налила в блюдце теплого молочка и ткнула котенка мордочкой. Котенок попятился, присел и стал облизываться.
— Давай-ка еще!
Котенок снова облизался. А потом осторожно подвинулся к блюдечку, нагнул голову и — раз-раз-раз — стал высовывать язычок.