– Что ты имеешь в виду? – Иван не привык видеть друга таким. Их обычной манерой общения были панибратские шутки, и всю жизнь они сходились на том, что жизнь – слишком серьезная штука, чтобы драматизировать события. Лучше относиться к ней философски.
– Я привык жить по плану. – Глеб, как всегда, был готов к монологу. – Моей женой станет не случайная девушка, а непременно дочь из еврейской профессорской семьи, которая родит мне двух пацанов, будет благодарна мне за то, что я – такой, какой есть. Станет ждать меня с работы, готовить форшмак и заливное из карпа… Вот это жизнь. Только до этого момента я должен созреть.
– Ну ты меня удивил, старик. А как же любовь? Я понимаю, у меня все получилось наперекосяк. Но это – закономерный конец истории под названием «последствия беспробудного пьянства». Тем не менее даже я бы хотел полюбить еще кого-нибудь, кроме школьной учительницы.
– Судя по тебе, ты не просто хотел бы, мне кажется, что ты уже влез в эту самую любовь по уши.
– Как ты догадался? – с недоумением спросил Иван.
– Вон зеркало, повернись и посмотри.
Да, Глеб был прав. Дурацкое выражение неуверенности и счастья отпечаталось на физиономии Гурьева.
Глеб помолчал, подбирая слова:
– Слушай, если это – та, о ком я думаю, мой тебе совет: держись от нее подальше.
– Разберусь как-нибудь без советчиков, – довольно грубо ответил Иван.
В принципе, аферисту есть чем заниматься: ест он мало, занимается спортом, ходит на тусовки в поисках жертвы и для поддержания мифа о своем благополучии. Так и жил бы себе спокойно. Но нет! Адреналин! Это – как наркотическая зависимость. Без постоянной опасности профессионалу плохо, тошно, тоскливо. Нет! Я не призываю пожалеть тех, кто отнимает у вашего ребенка возможность купить лишнюю игрушку, я прошу вас вникнуть в суть процесса и понять, что настоящий мошенник никогда не сможет стать благородным и порядочным человеком – в нашем понимании. Потому что его образ мыслей – это его эритроциты, лейкоциты и тромбоциты. Это – информационная структура воды, которая на семьдесят пять процентов заполняет его физическое тело. Это – его жизнь. И никакой другой он не примет и не поймет.
Целую неделю Иван тщетно приходил в кафе и просиживал там по полтора часа, в надежде увидеть Марину. Он не хотел говорить о своем чувстве ни с Глебом, ни с бабулей. Дашка чувствовала, что с папой что-то происходит. Она то и дело спрашивала:
– Папочка, почему ты такой грустный, хочешь, я принесу тебе зефир или конфетку?
– Спасибо, котенок, я не грустный. Просто задумался.
Она подходила через пять минут:
– Ты уже подумал? Больше не грустный?
Иван прижимал ее изо всех сил и думал в этот момент, что точно так же он обнимал бы Марину.
Первые два дня он ходил, испытывая душевный подъем, на третий пыл стал угасать и сменился тоской, затем тоска превратилась в глухую и беспробудную боль, а к концу недели он решил во что бы то ни стало позвонить Янису и сказать, что любит его сестру. Его останавливало только то, что Маркиз слишком трепетно оберегал ее от посторонних. Как он воспримет новость от Ивана? Вдруг вообще перестанет с ним общаться или увезет Марину, чтобы та не переживала? Иван прекрасно помнил, сколько бедняжке пришлось испытать с мужем-игроком, с потерей ребенка…
Он так много думал о Марине, что иногда ему казалось, что она присутствует где-то рядом.
Каждое утро в кафе приносило новое разочарование. Он упорно заказывал сырники с клубничным вареньем и подолгу рассматривал их, так и не притрагиваясь. Официантка Алена удивленно убирала со стола нетронутый заказ и вздыхала, покачивая головой. Зато у Виталика хищно блестели глаза, и он неотрывно смотрел на мужчину своей мечты. Ивану казалось, что сходит с ума, он перестал понимать действительность.
Зато бабуля все прекрасно понимала. Для нее Ванечка Гурьев был открытой книгой. Но она ни за что не решилась бы вмешаться во внутренний мир внука – взрослого мужчины, – если тот сам не проявит инициативу. Иван рано приходил с работы, закрывался в своей комнате и изредка приглашал Дашку поваляться и почитать книжку. Мощный торс Ивана Гурьева – могучего красавца-богатыря – ссутулился, он похудел и потерял аппетит. Ему срочно была нужна Марина. Он не сможет без нее жить.
Иван настолько явно представлял ее себе иногда, что даже не удивился, когда увидел живую, настоящую Марину, сидящую за тем же столиком с журналом в руках. Она не подняла глаз, когда Иван вошел. Он приближался к ней так осторожно, словно боялся спугнуть видение. Иван уже несколько секунд стоял рядом, боясь громко вздохнуть или как-то выдать свое присутствие. Гурьев вздрогнул, когда девушка, не отрывая глаз от журнала, сказала:
– Вы обещали мне бесплатные консультации и сырники за мой счет! – она весело глянула на остолбеневшего Ивана Гурьева.
Он неуверенно улыбнулся.
– Да. Я помню, но мне показалось, что настоящие люди должны завтракать чаще, чем раз в десять дней!
У него хватило сил, чтобы пошутить. Он буквально упал на стул, кажется, металлические ножки немного подогнулись. У бывшего циничного легкодоступного мужчины с блестящей родословной от счастья закружилась голова. Он так боялся очнуться ото сна, что каждое последующее слово казалось грубым вторжением в хрупкий и призрачный мир сбывшейся мечты. Иван молча смотрел на Марину и не мог – просто не мог – отвести взгляд. В голове предательски носились страшные мысли: «Вдруг она снова исчезнет? Я не могу ее потерять… Я больше не могу без нее жить».
Марина, казалось, не замечала смятения соседа.
– На самом деле я вообще могу не завтракать, не обедать и даже иногда не ужинать. Мне все равно, есть еда или нет. Я ем по инерции. Маркиз… – она поправилась, – то есть Янис, заставляет меня принимать пищу.
Иван был шокирован этой информацией. Он настолько привык, что дома ритуал приема пищи и присутствия за столом расписан по часам, поэтому люди, которые не делают этого, казались пришельцами с другой планеты. Хотя, что говорить, Марина – точно инопланетянка! Одни глаза чего стоят. Иван никогда в жизни не видел таких изумрудных, бездонных и отрешенных глаз.
– Я не смею заставлять, я просто хочу угостить вас…
– Сырниками?
– Если хотите, сырниками. Еще они очень неплохо готовят здесь… глазунью.
У Марины его замечание вызвало смех.
– Вы остроумны. Если назовете хотя бы два способа, как испортить глазунью, я договорюсь с Книгой рекордов Гиннесса. Получите вознаграждение.
– Проколоть желток или пересолить, – без запинки ответил Иван.
– Отлично, я пойду договариваться с комиссией по рекордам, – она сделала вид, что собирается уходить. У бедного Ивана Гурьева похолодело внутри.
– Нет, нет, – сказал он поспешно, – я знаю много способов испортить глазунью! Можно добавить в нее томатную пасту, тмин, перевернуть на другую сторону, в конце концов, просто пожарить тухлые яйца.