— Смешной ты, ей-богу. Будто не я тут в бою был, а ты.
— И я был, — отозвался ещё один из группы, Козенко, и показал рукой: — За вон тем мысом леса, в овраге справа.
— Верно, — похвалил его дед. — А опосля боя что было? У дороги бомбой грузовики подорвали, с оружием, и два ковырнулися на бок. А вы и не знаете, потому что сбегли.
Свинцов скептически засмеялся:
— Много там оружия осталось, после бомбы-то?
— Всё и осталось, не прямо же попало, а звуком опрокинуло.
— Взрывной волной, что ли?
— Про волну не знаю, а опрокинуло.
Из-за угла, двигаясь вдоль стены, вывернули лейтенант Курочкин и Василий Одиноков. Поскольку из госпиталя красноармеец Одиноков вышел с пометкой о щадящем режиме службы, комбат и отправил его с группой бывших окруженцев собирать оружие примерно в тех местах, где они всего-то ничего, неделю-две назад бродили.
— Чего шум подымаете? — шикнул лейтенант и, заметив местного жителя, обратился к нему: — Ну-ка, старче, отвечай быстро: где немцы?
Старик обиделся.
— Немцы, товарищ командир, по моей родной земле шлёндрают, вот они где. И не ты меня, а я тебя спрошу: как так получилось?
— После войны спросишь. А пока я задал простой вопрос: где немцы?
— Пёс их знает, где эти немцы. В Дамиановке были, но ушли. Там конец дороги, дальше болото. Витёк-тракторист приходил, говорит, даже полицаев не оставили. Они же всем населением в болоте спрятались, и коней увели, и курочек унесли.
— А южнее? — махнул головой Курочкин в сторону видневшейся на горизонте маковки церкви и остатков колокольни.
— Там немцы есть. Много. И штабы, и войско. И знаешь ещё чего, уже две ночи в лесу за селом ревёт чего-то. Танки, мобыть. А ночью далёко слышно, что ты!
— А у вас были?
— А как же! Танков, правда, не видел, а вот когда эти два орла бой продули, — он показал на Свинцова и Козенко, — немчура через нашу деревеньку и проехала спокойно. Лично я в подвале заперся и ничего не видел, только слыхал, как постреливали. А Лизка с того дома в компост на задах зарылась и видела, как ехали. Стреляли просто так, собачек двух убили, свинку — её с собой увезли. Пацанёнка Зины застрелили, а муж ейный погиб ещё в начале войны. Она мальчишку закопала, да и повесилась. А позавчера немцы привезли нам трёх полицаев, из хохлов, и велели избрать старосту. Меня и избрали, записали в протокол. Пошли по селу, а тут Зина лежит мёртвая. Анна и соври: дескать, от холеры баба померла, подскажите, господа немцы, что делать. Их как ветром сдуло. Теперь не знаем, куда хоронить…
— В этом мы тебе не помощники, — сказал лейтенант, — нам оружие собрать надо.
— Он говорит, два грузовика перевёрнутые где-то тут рядом валяются, с оружием, — доложил Свинцов.
— Точно-точно, — подтвердил дед. — Айда-те, покажу.
— А что там? Винтовки, снаряды?
— Трубы такие, вроде ружьёв громадных.
— Ага, понятно… Пошли.
— А ежели на Дамиановку идти, там много нашего по полям разбросано. И чудно: боя не было, а много. Винтовки, пулемёты. Я сам не видел, Витёк-тракторист рассказал.
— А не нарвёмся по пути? На немцев-то? — спросил деда один из бойцов, единственный, кто был в очках.
— Ночью такого не будет, — уверенно ответил дед. — Немец ночью гулять не ходит.
— Телега есть? Лошадь? — поинтересовался лейтенант.
— Здесь нет, а в колхозе были, где правление. А! В Дамиановке три коня.
Они отправились в путь: старик, лейтенант и десять красноармейцев. Шагая по дороге, обсуждали, спродручнее нести оружие на себе или всё же искать лошадь с телегой. Решили сделать схрон здесь, потом идти в Дамиановку, собирать там винтовки и пулемёты, взять лошадей с телегами — если есть, и обратно сюда. А дальше переть это оружие к своим. Кстати командир спросил, добудут ли они здесь еды.
— Мы пока шли, оставили две нычки, — объяснил он. — На обратном пути подъедим. А сюда дошли уже ни с чем.
Старик покряхтел, покрутил лохматой головой.
— Еда есть… Чего ж не быть. Лето. Яблоки будете? Груша есть, репа, морковка, лук.
— Вот это да!
— Свёклы наварим. Хлеб-самопёк у нас. Ржаной.
— Вообще пир!
— Ага. С огорода и сада мы вам сготовим. А мясца нет. То ись, оно, конечно, есть, но не набегаешься, — он с хитрым прищуром посмотрел на Курочкина. — Коров-то увели на восток, а коз мы в лесу спрятали. Но резать козу не с руки, а за молоком бежать в темноте, да пропади оно совсем.
— Ну вы тут устроились!
— Не дураки небось. Покормим… Хоть вы и сбежали. Но мяса нет. Мобыть, пасечник рыбы наловил. Пасека по пути прямо щас будет. Да вот она, пасека.
Пасечник, тоже старый дед, но будто в карикатуру их лохматому проводнику — лысый, едва не прослезился, увидев красных бойцов. Говорун он оказался преотвратный, кроме междометий и матюков, других слов не знал, но зато выделил каждому по плошке мёда. Быстро решили, что заночуют у него в сарае — благо недалеко от леса, и что он пока сготовит рыбки. Нашлась у него и грибов бочка, старого засолу — если неохота ждать, пока вчерашних пожарит.
От пасеки шли лесом, пересекли поляну и вышли наконец к искомым грузовикам. До полной темноты ещё было время. Держались тихо. Разгрузили машины, годное железо перетаскали в лес. Уже в темноте двинулись обратно к пасеке.
По дороге очкастый боец, Дима Золотницкий, который давеча боялся, не встретят ли немцев, пристроился сбоку от деда и стал негромко выспрашивать его:
— Простите, если за лесом у болота Дамиановка, то вон то, где колокольня взорванная, это Сенино? Бывшее имение графа Апраксина?
— Сенино, Сенино… Правление там. А я помню старого Апраксина, Григория Петровича. Суровый был, фу-ты, ну-ты. А молодого графа, сына его, не видел. Он больше по Парижам ошивался. Сюда носу не казал. А как же! Он блаародный, а тут навоз. Тьфу.
— Это Сенино, где церковь Николая-чудотворца работы Баженова? Так?
— Мужики церковь ставили, их работа.
Василий посмотрел на звёздное небо и, продолжая шагать по земле, опять, как несколько дней назад в скиту юного «отца Димитрия», будто поднялся в это небо. Воспарили не мысли его, а что-то другое, умеющее объять всю картину разом: Сенино, где много немцев; Дамиановка, где кончаются все дороги и начинаются болота; дальше к северу — лесок, где он с другом Мироном и раненым Сашей Иваниди отлёживался у глупого монашка; и село Кузьминка, где его контузило и где было ему чудесное видение Господа; а пообочь всей этой географии — фронт. Там, на востоке, время от времени что-то взрёвывало и сверкало в ночи… Воспарив в горние выси, Василий не заметил сухой кочки на земле, споткнулся и едва успел ухватиться за плечо Димы Золотницкого.