В первый раз за эту ночь автоматически не прозвучал общий хор согласия. Вместо этого оба лейтенанта молча стояли и смотрели на Шутта так, будто у него выросла вторая голова.
«Те из вас, кто, как я, закоренелые штатские, и, следовательно, не знакомы со всеми странностями военного жаргона, должны хотя бы иметь представление, что это по сути удивительный, фантастический язык, созданный специально для того, чтобы скрывать активность и направленность действий за внешней невыразительностью. (Мне, например, больше всего нравится определение военных потерь как наличие недееспособных боевых соединений). Похоже обстояло дело и с так называемыми проверочными учениями.
Представьте себе дорожку, на которой с регулярными интервалами расставлены препятствия, кои солдатам следует преодолеть за минимальный отрезок времени. Короче говоря, это то, что обычные люди называют бег с препятствиями. Однако совершенно не случайно военный персонал никогда не относился к категории „обычных людей“. Где-то там, в их затерявшемся прошлом (вы могли бы и сами заметить, что о прошлом в армии никто не пишет — во всяком случае, до тех пор, пока не отправляется в отставку или незадолго перед оной) было решено изменить представление о таком древнем занятии, как бег с препятствиями. Но вместо того, чтобы изменить само содержание предмета, изменили его название. Под это была подведена своеобразная теория, гласившая, что новое название более приятно слышать тем, кто непосредственно принимал в этом участие, и оно в большей мере отражает его функции, заключающиеся в том, „чтобы упрочить уверенность солдата, демонстрируя ему (или ей), что он (или она) может действовать вполне эффективно при самых неблагоприятных условиях“. Все это, разумеется, подразумевало, что указанный солдат способен без труда преодолеть установленные препятствия.
Лично я вынужден был бы положиться только на мудрость своего шефа, чтобы использовать проверочные учения как средство сформировать или переформировать отношение к самому себе у каждой отдельной личности, находившейся под твоей командой… если бы меня спросили об этом. После просмотра личных дел, не говоря о личных встречах и беседах, я имел серьезные сомнения по поводу способностей их самих, без посторонней помощи, завязать шнурки на ботинках, и еще большие — по поводу того, как они могут показать себя в этом беге с препятствиями… прошу прощения, проверочных учениях. То, что я слышал из их комментариев после первых попыток справиться с этим испытанием, подтверждало, что моя оценка была почти справедливой».
Дневник, запись номер 087
* * *
Напряженная тишина зависла над небольшой группой наблюдателей, ожидавших начала проверочных учений… или хотя бы попытки начать их. Из всей четверки, казалось, только командир обозревал арену предстоящего действия с полным спокойствием. Бренди, эта амазонка в роли старшего сержанта, приняла чуть расслабленную строевую стойку и откровенно, чуть нагловато улыбалась, выражая собственное презрительное отношение к этому мероприятию, в то время как два лейтенанта то отводили глаза, то обменивались недоуменными взглядами, породненные, хотя бы на время, общим дискомфортом.
Действительно, капитан должен был хотя бы иметь представление о том, что произойдет, когда отдавал приказ об этом испытании… а разве нет? Он знал, что его солдаты привыкли к гораздо менее сложным препятствиям даже по отношению к заниженным стандартам Легиона. Но пока что он вел себя так, словно его ожидания были не иначе как высокие. Он даже отдал несколько новых распоряжений, изменяющих условия проведения учений. Кроме того, что должно регистрироваться время для каждого участника, когда они небольшими группами начнут преодолевать препятствия, будет оцениваться еще и общее время всей роты. Это означало, что секундомер, запущенный в момент старта первого легионера, будет остановлен лишь после пересечения финишной черты последним. Особенное негодование, отмеченное возмущенными криками и ропотом, вызвал приказ бежать в полной боевой выкладке. Совершенно ошеломленные самой идеей проверочных учений, солдаты были сокрушены «радужной» перспективой тащить на себе все, проходившее по графе «оружие и снаряжение», и поэтому неспособны собрать хоть какие-то остатки энтузиазма и энергии. Несмотря на то, что передача мыслей считается чистейшей фантазией, легионерами в считанные минуты овладела одна и та же мысль — линчевать их нового командира. Что касается результата учений, то он был известен заранее: полный провал. Так и случилось. Хотя кое-кто смог справиться с некоторыми из препятствий, но даже эти счастливчики не проявили во время своих подвигов ни профессионализма, ни элементарной ловкости. Подавляющее же большинство еле двигались, несмотря на то, что были при этом на грани позора. За все время этих «учений» не было такого момента, чтобы на каком-нибудь «сложном» участке полигона не образовалось бы свалки или просто толпы легионеров, топтавшихся перед препятствием и хмуро переругивающихся друг с другом, бросая взгляды на холм, где располагались наблюдатели.
Хотя Армстронг и Рембрант отрицательно относились к этому мероприятию и уже высказали это своему командиру, но и они были охвачены какой-то смутной тревогой. Шутт объяснил им, что управление ротой лежит на их полной ответственности. Теперь он сам принял на себя часть этой ответственности, но, разумеется, не мог быть повинен в том, что происходило здесь до его появления. Короче говоря, несмотря на кажущееся единство, которое декларировалось на всех встречах, где обсуждались отдельные легионеры, оба лейтенанта полагали именно себя виновными в теперешнем состоянии роты. И несмотря на то, что они не сильно переживали по поводу ответственности, они все-таки были обеспокоены осознанием этой вины, когда наблюдали полное фиаско задуманных учений.
А много ли раз вообще водили роту через подобные препятствия? Возможно, если бы они в своих попытках улучшить боеспособность легионеров настаивали на ежедневной физической подготовке, сегодняшнее представление было бы не столь удручающим. Разумеется, они понимали, что если бы раньше попытались реализовывать такую программу, то наверняка получили бы при первой же возможности случайный выстрел в спину (такую возможность все еще не стоило сбрасывать со счетов, и это заставило их испытать серьезное беспокойство, когда Шутт предложил раздать для сегодняшней проверки оружие и боекомплекты). Но факт оставался фактом — они даже и не пытались что-то сделать.
Ну, ладно, прошлое — в прошлом, и теперь лейтенантам уже не оставалось ничего иного, кроме как с мрачным видом наблюдать провал этих учений. Пытаясь хоть как-то смягчить охватывающее их смятение, они старались следить за активностью лишь отдельных солдат.
Супермалявка, скорее маленькая девчонка-сорванец, чем легионер, приближалась к трехметровой дощатой стене. Это было суровое препятствие, одно из тех, что пугало даже самых крепких легионеров. Вероятно поэтому в обход него вела заметная, хорошо протоптанная дорожка, специально для тех, кто полностью потерял присутствие духа, чтобы они могли обойти это препятствие, лишившее их остатка сил, после нескольких неудачных попыток справиться с ним. Нечего и говорить, что основная масса легионеров после первых попыток преодолеть доски выбрала именно этот маршрут, а многие вообще не делали никаких попыток. Но Супермалявка повела себя иначе.