С шефом приходилось «общаться». Эта составная часть рабочего графика ее не особо-то и колыхала. Раз надо, можно и перетерпеть. Подумаешь, минутное дело! Главное, чтоб без последствий и без эмоций. Так – небольшая рабочая обязанность между ужином и сном. Или в другое время, когда возникнет у шефа такая идея. За это он брал ее с собой в поездки. Ее, а не законную козу-супругу. В поездках она даже служила ему переводчицей, что заставляло шефа гордиться собой еще больше. И все бы ничего. Но желания были другие. Чтоб не горбатиться за гроши. Чтоб любовь. И защита стопроцентная. Любови случались, но такая это все была мелочовка, что и вспомнить потом не о чем, воспоминания душу не согревали, а холодили страшным вопросом: «Как, и это оно? То самое, что все обещали, о чем поют и пляшут?» Эти сомнения лишали сил сражаться дальше за сияющее благополучием будущее. Вот в таком опустошенном состоянии и приземлилась она тогда в Цюрихе. Шеф всю дорогу прохрапел в бизнес-классе. Она задыхалась в экономическом, зажатая между двумя толстыми тетками, напомнившими ей неприглядные визуальные ряды детских и отроческих лет. Потом они перлись поездом в какой-то Сан-Гален, в котором нужны были, как рыбе парашют. Ради тридцатиминутного ланча и полупустой вежливой беседы с потенциальными партнерами по бизнесу летели на четыре дня, визы добывали, билеты, отель пятизвездный бронировали.
Прилетели в пятницу, а деловая встреча назначена на понедельник. Три дня в одном номере с шефом маяться. Никогда ей хоть крохотюльную каморку отдельную не заказывал. Вечно двойной номер с супружеским ложем. Экономил на всем, что ее касалось.
И программа всегда одна и та же: закупка шмоток для себя, жены, детей (святые хлопоты семьянина), закупка алкоголя и жратвы, которой славится данная местность. Ужины в ресторанах – на ночь глядя. Ночное «общение». Тяжелое нечистое дыхание вечно переедающего чужого человека рядом. Хоть бы в музей какой зашел для разнообразия, хоть бы просто по городу побродил! Такие потребности отсутствовали начисто. У нее, правда, было личное время. Утром, пока начальник не проснулся. Она, привыкшая вставать рано, принимала ванну, приводила себя в порядок, расфуфыривалась, завтракала и отправлялась погулять по окрестностям. И в этом Сан-Галене так бы и было. Только чуть-чуть поменялась утренняя схема. Номер их был огромен, походил на зал дворца. Ванная комната с окном от пола до потолка, три таких же окна в комнате. И такая гармония, красота во всем, вековое швейцарское благополучие плюс основательная, достойная роскошь! Не захотелось никуда уходить. Намылась она, нарядилась и уселась на подоконник, подальше от кровати с бесчувственным руководителем, чтоб из своей временной норы понаблюдать жизнь местную.
Ранним субботним утром на улице не было ни души, но некоторые окна в доме напротив светились, и даже можно было увидеть фрагменты обстановки и людей, копошащихся в занимательных интерьерах. Старинный шестиэтажный дом сам по себе был архитектурным шедевром, памятником времени, когда жить обосновывались достойно, из поколения в поколение, просторно и независимо друг от друга даже в пределах одного семейства. Судя по всему, на каждом этаже было не больше двух квартир, а то, может, и одна, кто их там знает с их аппетитами. И непуганые же эти обитатели роскошных аппартаментов! Окна не зашторивают, ничего не опасаются, ни глаза чужого, ни суда. Правда, у них никто в чужие окна не таращится, наверное, хотя как знать. Вот она же – смотрит. И с громадным интересом.
И так, шаря глазами по окнам (а рассвет уже состоялся, и внутренности заграничных обиталищ были видны как на ладони, даже не освещенные), набрела она на жилище своей мечты. Сначала она увидела белые полки на фоне белых стен, хайтековскую технику и мебель, синюю лежанку у окна. Такое только в кино раньше видела. Она и засмотрелась, как в зрительном зале. Некоторое время картинка была застывшей, как фото в глянцевом журнале: белое, синее, кое-где черное пространство комнаты, по размеру походившей на ту, в которой окопалась она, дробилось на фрагменты такими же огромными, как у них в номере, окнами и было полным воплощением ее мечты о домашнем покое, ежедневном домашнем курорте. Сколько минут она медитировала, впитывая в себя овеществленную иллюзию? Сколько бы ни было, время это было сладким. А потом синее одеяло на лежанке зашевелилось, и сразу во весь рост обнаружился он, обитатель идеального жилища. Такой же совершенный, как все вокруг него. Он очень резко вскочил с постели, и она сразу поняла, почему. Мобильник его звонил. Вот схватил его, поднес к уху, ходит по комнате. Распахнул большую белую дверь, за которой обнаружилась ванная комната. Вот, продолжая болтать, принялся чистить зубы. Долго чистил, как положено. Потом щеткой волосы причесал, а разговор все не прекращался. Ну с кем так долго можно болтать? С бабой своей, конечно. Вот наконец перестал. И дальше вообще чудо произошло – убираться начал! Сам, по своей инициативе! Синюю постель расправил. Пылесос приволок. По всей комнатище прошелся. Ну, ничего себе! Таких ей встречать не приходилось! Чтобы мужик сам у себя утром порядок наводил, да так привычно, легко! Да какой мужик! Мечта из юных девических снов. А как двигается! Ни одного лишнего шага и поворота, никакого сонного хаоса и раздрая.
Когда он, одетый, стоя глотал из белой чашки кофе (она была уверена, что именно кофе), ее озарила мысль: вот сейчас он уйдет, помчится куда-нибудь на уик-энд, в горы, на озера, не важно. И кончится ее кино. И картинка застынет, и мечта – такая стопроцентная мечта – растает, как ядовитое испарение. Тут-то она принялась действовать. Буквально на автопилоте. Не задумываясь о последствиях, просто гонимая инстинктом. Она немедленно покинула номер, прихватив только отключенный мобильник, кошелек и ключ. В лифте чуть подправила волосы и придала лицу выражение романтической затравленности.
Всего несколько шагов отделяли ее от подъезда вожделенного дома. Пять секунд – и она у дверей. Теперь – ждать. И без напряжения. Она недолго прохаживалась у подъезда, бдительно следя верным боковым зрением за входом в райские кущи. При этом она нервно, со слезой в вибрирующем голосе, втолковывала молчащему телефону по-английски:
– Да! Да! О да! Прости! Я буду ждать! Пожалуйста! Да!
Как только раздался негромкий дверной щелчок, она учуяла: идет. Повернулась спиной и, продолжая стонать в телефон, случайно обронила кошелек. Почти под ноги беззаботной жертве. Но, ясное дело, расстроенная разговором, не заметила потери и нагоняющего ее честного прохожего, стремящегося вернуть пропажу очаровательной незнакомке.
Так и захлопнулся капканчик! Попался, как миленький. Слово за слово. Невольная слеза. Поворот головы, чтобы спрятать расстроенное лицо (тут главное – не переиграть), радостное удивление. Благодарность. Признание, что если б не он…
А он – все она правильно проинтуичила – собрался в горы с друзьями. И – видела – заметался. Не захотелось ему в горы. Замечталось остаться с подарком судьбы, немножко странной чужеземной девушкой с прозрачными небесными глазами и печальной зыбкой улыбкой. Ничего, ничего. Пусть идет. Идет и помнит. И рвется оглянуться.
Можно достать из вновь обретенного кошелька визиточку и протянуть ее равнодушными пальчиками случайному встречному: будете в наших краях, заходите.