Лайлокен, назначенный Морганой посланником, непонимающе развел руками.
— Мы не говорим по-гэльски, — произнес он по возможности медленно и внятно. — Есть у вас кто-нибудь, говорящий на языке бриттов?
Мужчина нахмурился, задумчиво потеребил свою окладистую черную бороду, потом повернулся к стоявшему рядом подростку и произнес что-то, напоминавшее мяуканье полузадушенной кошки. Мальчишка бросился по пляжу в направлении крепости. Пока все в напряженном молчании ждали, что же случится дальше, одна из женщин принесла бриттам тяжелые сухие плащи, чтобы те согрелись хоть немного, накинув их поверх мокрой одежды. Медройт, чуть покраснев, благодарно улыбнулся ей, что вызвало оживленное хихиканье у девиц помоложе, наблюдавших за ними из-за материнских юбок.
— Они напоминают нас больше, чем я мог предполагать, — удивленно заметил Медройт. — Вот уж не думал, что они о нас так позаботятся. — Плащи и впрямь оказались весьма кстати, поскольку ветер в порту дул довольно-таки холодный.
— Ага. — Лайлокену удалось наконец более-менее совладать со своим желудком. — Дела торговые редко идут наперекосяк с самого начала. Войны в таких вот тихих бухточках и начинаются с того, что ты запросишь за свой товар или как ты отзовешься об их цене. Гордость — штука хорошая, только если она не доводит тебя до беды… тем, скажем, что не склонил вовремя головы. Ремесло торговца никогда не было легким.
— Ну, если подумать, и свата тоже.
— Ха! — Лайлокен вытер рот рукавом и пожалел, что под рукой нет того бурдюка с вином, который он прикупил аккурат перед отплытием. — Тоже, черт возьми, верно.
Тем временем к берегу спускалась от крепости новая делегация, возглавляемая на этот раз женщиной. Ее окружали еще несколько женщин постарше и трое или четверо мужчин с сединой в бородах. Глаза у женщины были бирюзового — словно воды горного озера в летний день — оттенка, взгляд — живой, пытливый. Длинные волосы цвета огненной меди были заплетены в толстую косу, украшенную золотыми нитями и напоминавшую безумно дорогую, украшенную драгоценностями змею из сада какого-нибудь языческого бога. Когда она приблизилась, по толпе пронеслось удивленное: «Риона Дамгнейт!»
Лайлокен изумленно выпучил глаза: набравшись в прибрежных тавернах достаточно гэльского, чтобы хотя бы понимать смысл разговоров в толпе, он едва верил своим ушам.
— Риона Бард? Личная советница короля?
Так и не решив, как истолковать появление королевской советницы — как добрый знак или признак беды, Лайлокен внимательно разглядывал ее. Она остановилась перед ними и подняла руку в приветственном жесте, на что Лайлокен с Медройтом откликнулись таким же, изобразив на лицах должное почтение.
— Вы, как я погляжу, бритты, — произнесла она, продолжая в свою очередь изучать пришельцев внимательным взглядом. Ее выговор трудно было назвать идеальным, но даже так ее знание их языка оказалось приятным сюрпризом. — Я Риона Дамгнейт, друидесса короля Скотти Даллана мак Далриады, наставница Килин, дочери Даллана мак Далриады, наследницы престола, будущей королевы Скотти. С чем прибыли вы в Дунадд-Харбор? В поисках укрытия от шторма? — Она подняла изящную руку, указывая на низко несущиеся тучи. Пока она говорила, ветер усилился, хлопая парусами и подолами женских юбок.
— Верно, — кивнул Лайлокен. — Только есть и иные штормы, задувающие над людскими головами, и иные способы встречать их.
— Поясни свои слова, и попроще, ибо я не настолько хорошо знаю ваш язык, чтобы оценивать цветистые выражения.
— Где это вы так хорошо выучились по-нашему? — на взгляд Лайлокена, довольно необдуманно брякнул Медройт.
Она смерила его взглядом и, похоже, нашла его вполне доброжелательным, пусть и не слишком тактичным. Во всяком случае, она одарила его легкой улыбкой.
— Бритты не раз посещали с визитами ирландские города и королевские семьи. Долгие это были визиты, однако часто кончались они несчастливо — для одной или обеих сторон. Я с удовольствием учила их язык, ибо никогда не знаешь, не поможет ли знание врага обрести в трудную минуту друга.
Медройт просветлел, ибо услышал именно то, чего надеялась достигнуть альянсом с ирландцами его тетка. У Лайлокена же внутри все болезненно сжалось. Рабы… Бедные британские ублюдки с захваченных рыбацких шлюпов или прибрежных деревень, работающие на ирландских полях или в ирландских кузнях, — да что там, во всех ремеслах проще купить или украсть раба, чем платить за ту же работу мастеровому.
— Так что же, — улыбнулась она, смягчая собственное напоминание о шатком их положении, — привело вас в Дунадд?
Лайлокен прокашлялся, стараясь придать своему голосу побольше официальности.
— Я, Лайлокен-менестрель, бард королевы и короля Рейгедских, бард королевы Гэлуиддела и Айнис-Меноу, прибыл сюда с личным посланием королю Далриады. — Он достал перстень Морганы. — В подтверждение этого вот печать Гэлуиддела и Айнис-Меноу, полученная мною из рук самой королевы Морганы, сыновья которой унаследуют Айнис-Меноу и Гододдин, а племянник ее вскоре, если все обернется так, как он надеется, будет править Гэлуидделом. — Он повернулся к юноше, представляя ее. — Медройт, племянник Морганы, королевы Айнис-Меноу, королевы Гэлуиддела, который прибыл сюда в поисках союзников.
Несмотря на, наверное, великолепную подготовку Рионы во всем, что касалось политики, брови ее удивленно поползли вверх.
— Союзников? — переспросила она. — В чем?
— Ах, — улыбнулся Лайлокен. — Это я поведаю королю Далриады. Не сомневаюсь, он с радостью примет твою помощь в переводе нашего предложения. Разумеется, мы прибыли с дарами. — Он махнул рукой в сторону качавшегося на волнах шлюпа. — С твоего разрешения мы выгрузили бы их на берег.
Риона повернулась к своим спутникам — судя по всему, местному подобию совета старейшин у бриттов, — и быстро заговорила с ними, понизив голос так, чтобы толпа любопытных зевак не слышала их разговора. На лицах ее спутников отобразилось удивление, потом они коротко ответили ей что-то. Риона снова обратилась к Лайлокену с Медройтом:
— Мы с радостью посмотрим ваши дары и выслушаем твое послание.
Лайлокен повернулся и крикнул через полосу воды:
— Эй, капитан, скажи своим людям: пусть снесут дары на берег! И нашу поклажу тоже, так ведь? — Он покосился на Риону в ожидании разрешительного кивка и, конечно, получил его, ибо шторм не собирался утихать, а до наступления темноты оставалось не так уж и много времени.
Через пару минут несколько мокрых матросов вытащили на берег тяжелый сундук, бурдюк вина из самого Рима, охапку кожаных мешков с личными вещами Медройта и подарками его вероятной невесте и еще один сундук с пожитками Лайлокена, в глубине которого лежали закутанные в одежду и переложенные соломой несколько бутылок со смертью. Беннинг ухмыльнулся про себя, глядя на то, как запыхавшиеся матросы волокут дары по дороге вслед за Рионой Дамгнейт и ее свитой.
Крепость, к которой они направлялись, была построена крепко, на совесть — с толстыми каменными стенами, не способными, однако, сравниться с лучшими римскими крепостями вроде Кэрлойла — наверняка именно поэтому, решил Беннинг, Скотти так и не смогли вторгнуться по-настоящему куда-либо южнее Адриановой стены. Внутри она оказалась темной, сырой, промозглой; стены поэтому пришлось занавесить шкурами, а полы устлать тростником. Свет проникал в помещения сквозь узкие окна-бойницы, да коптили на стенах факелы — длинные жердины, конец которых был обмотан все теми же пропитанными маслом тростниковыми листьями.