Теперь уже Денисия вообще ничего не поняла, а потому спросила:
— Разве вы можете знать, как решить мою проблему, если и сути ее еще не услышали?
Старик Машикули тряхнул своим задорным мальчишеским чубом и воскликнул:
— А плевать! Я предлагаю вам все проблемы оставить там. Я предлагаю цивилизацию и карьеру, которых вам не может дать покойный господин Воровский. Да, я старше, Боровский годился мне в сыновья, но это его хватил удар, а я хоть и болезное ископаемое, но умирать не собираюсь. Так что, крошка? Идет?
По рукам?
Машикули с нежной улыбкой ожидал ответа, но растерянная Денисия не знала, что отвечать.
— Простите, — смущенно сказала она, — я не поняла. Что — идет? В чем — по рукам?
— Ну, крошка, вы меня уморили, — со смешком досады воскликнул Машикули. — Битый час вам твержу, а вы все не понимаете. Теперь уж и я не понимаю. Вот и водись после этого с русскими барышнями. Моих аллегорий она не приемлет, несмотря на все свое образование. Долго загадывала мне заумные загадки, а как я простую ей загадал, она не понимает.
Что непонятного тут? Я вам помощь свою предлагаю!
— Помощь или постель? — окончательно прозрела Денисия.
Господин Машикули вскочил и засеменил вокруг стола.
— Просто анекдот, — возмутился он. — Видимо, русским барышням тонкий намек отвратителен. Им «приходи на сеновал» гораздо понятней.
Денисия, обезумев от унижения, тоже вскочила и бросилась на старика Машикули.
— Как вы посмели? — потрясая кулачками, закричала она. — Это у вас, в загнившей цивилизации, все продажно насквозь, а я даже под угрозой смерти не буду собой торговать!
— И очень глупо, — отступая, не сдавался мудрец Машикули. — Вам бы в своих университетах новый предмет ввести: «Капитализм. Курс выживания». Вы, русские, напоминаете мне пловцов, которые учатся плавать в пустом бассейне.
— Возможно, мы плавать и не научились, — воскликнула Денисия, — но зато мы умеем за себя постоять!
— О, да! — забиваясь в угол, согласился Машикули. — Здесь вам равных нет. Бедный наш Наполеон!
И, видимо, бедный я!
Она наступала, он отступал. Неизвестно, чем дело кончилось бы, но внезапно дверь кабинета без стука открылась и вбежал, вернее, вкатился маленький кругленький человечек. Голосом, полным трагизма, он завопил:
— Мсье, ваша жена! Ваша жена!
Машикули, охваченный паникой, сгреб в охапку Денисию и, приговаривая: «О боже! Моя жена!» — зачем-то потащил девушку в спальню.
— Прячьтесь! Скорей прячьтесь! — закричал он.
— Куда? — растерялась Денисия.
В центре комнаты стояла разобранная кровать с балдахином, по стенам выстроились в ряд многочисленные платяные шкафы. Машикули распахнул первую попавшуюся под руку створку.
— Здесь прятаться некуда, — прошептала Денисия. — Одни полки.
— Сам вижу, — плаксиво откликнулся Машикули, — я пропал, если она вас увидит, мне…
Продолжить он не успел — из покинутой ими комнаты раздался кокетливо дребезжащий женский голос:
— Мой птенчик! Мой голубок! Где ты?
— Я здесь, моя курочка, — патокой разлился Машикули и, дав Денисии хорошего тычка, неистово зашипел:
— Дьявол! Прячьтесь скорей!
— А что мне за это будет? — удивляясь самой себе, спросила она.
— Что-о?!! — опешил Машикули.
— Капитализм. Курс выживания, — невинно просветила она его и деловито осведомилась:
— Если спрячусь, вы мне поможете?
Машикули дернулся и хотел было подальше девицу послать, но в этот момент вновь раздался голос его жены.
— Петушо-о-ок! — сладко пропела она из кабинета.
Отступать было некуда.
— Черт с вами, помогу, — согласился старик.
— Бескорыстно?
— Не бескорыстно, а за то, что вы хорошенько спрячетесь, — шепнул он и умчался к своей престарелой курочке.
Денисия распахнула другую створку шкафа, здесь висели пальто. В них она и забилась.
— Где ты был? Что ты там делал? — бушевала курочка.
Денисия бесстрашно сидела в шкафу и с интересом прислушивалась к диалогу пожилых супругов.
— Курочка моя, почему ты так рано вернулась? — упорно хотел знать муж.
— Неужели ты не в курсе? — эмоционально удивлялась жена. — Фелиция наконец умерла! Эта развратница! Эта старуха! Этот грязный разношенный башмак! С детства ее ненавижу!
— Непонятно за что.
— Она отбила моего жениха!
— Ну у тебя и память, — восхитился Машикули.
— Бертран! Почему ты на меня так уставился?
Умерла Фелиция! Ты что, не знал?
— Да, знал я, знал, — удрученно промямлил он. — Об этом гудит весь Париж. Одного не пойму, неужели ты лишь из-за смерти Фелиции так спешно вернулась? Бросила отдых, лечение?
— Да, мой петушок, а что тебя так удивляет?
Я намереваюсь погулять на ее похоронах.
— Не может быть! Что я слышу? Ты на похороны пойдешь? Ты же терпеть ее не могла.
— Я и теперь ее ненавижу, — заявила госпожа Машикули, — но на похороны пойду. Мне очень к лицу черное. И потом, мертвая Фелиция мне значительно приятней, чем живая.
— Как ты можешь так говорить? Ты, добрая католичка!
— Погоди, петушок, ты что, мне не рад? — вдруг заподозрила неладное госпожа Машикули и фурией кинулась в спальню супруга. — А-а! — закричала она. — Разобранная постель! Так-то ты время проводишь в ожидании своей курочки!
— Дорогая, не надо сцен. Не делай трагедии из пустяка.
— Все и так знают, что измена — пустяк для тебя!
И нечего этим бравировать!
Супруг испугался:
— О чем ты? Я совсем о другом!
— А я о постели разобранной! — заявила жена.
— Да, я спал. Что ж тут такого?
— Спал? Днем?
— Ты же знаешь, я сильно болен.
— Бертран! Не морочь мне голову! — взвизгнула госпожа Машикули. — Знаю я, чем ты болен, старый развратник!