— А зачем вы наглеете?
— Я наглею? — поразился Аронов. — Я всего лишь признался в любви. Вам, между прочим. Ах-ахах, она хмурится. Не бойтесь, насиловать вас не буду.
Я никогда никого не насилую.
— Куда уж вам, — усмехнулась Денисия. — Вас самого сейчас безнаказанно можно насиловать. Ну хватит. Пожалуйста, идите в койку, — попросила она и пригрозила:
— А то я сейчас уйду, и делайте что хотите.
Аронов встрепенулся:
— Я могу делать все, что хочу?
— Только после того, как я уйду.
— А если я лягу, вы не уйдете?
— Нет.
Он не поверил:
— Обманете, я знаю.
— Почему?
— Потому, что вы очень вредная девушка.
Денисия рассердилась:
— Что вы сказали?
— Да-да, уж я-то знаю. Вы очень вредная девушка, — бесстрашно подтвердил Аронов и грустно добавил:
— Для моего здоровья. Вы сгубили меня.
— Чем же? — скептически поинтересовалась Денисия.
Он признался:
— С тех пор как я вас встретил, я заболел: ни жить, ни работать, ни есть, ни спать, ни пить не могу.
С этими словами Аронов рухнул на пол и захрапел.
— Ну, пить, положим, вы еще можете, — скептически глядя на него, констатировала Денисия. — А все остальное и само собой расстроится, если так зверски алкоголь хлестать. При чем тут я?
Она, как любая женщина, терпеть не могла пьяных мужчин, а потому разозлилась и, с ненавистью глядя на храпящего Аронова, подумала: «Все мужики жутко ненадежный народ. Все они созданы из одних недостатков, прямо-таки ходячий порок. Вот и этот еще недавно приглашал к сотрудничеству, а теперь сам находка для шпиона. Просто удивительно, как такие уроды выживают на свете. А ведь они еще нами и правят! — ужаснулась Денисия. — Ну да, там, наверху, одни мужчины. Вот почему все так плохо в нашем мире».
Эту ночь она провела в его номере. Сначала мучилась в кресле, а потом, когда намяла себе бока, перешла на кровать в спальню, но дверь предусмотрительно не закрыла. Хотела видеть его, опасалась, что хмельной Аронов проснется, уйдет и бед натворит.
Истина, известная даже младенцу: пьяный мужик — дурной, какой с него спрос? А потом, как водится на Руси, будет локти кусать, да поздно.
Поднять его с пола Денисия не смогла — слишком тяжел. Даже отбуксировать волоком на кровать, как ни старалась она, не сумела, а потому самоотверженно не спала, а подремывала, частенько вскакивая и заглядывая в комнату: там ли он, не сбежал ли, спит ли.
Аронов спал, но спал беспокойно, ворочался с боку на бок, метался по полу и бормотал, бормотал что-то себе под нос, изредка вскрикивая: «Во вляпался, дурак!» Или: «Такого еще со мной не бывало!»
А однажды с нежностью произнес: «Денисия, вредина ты моя».
Она поразилась: «Неужели не врет? Неужели и в самом деле влюбился?»
Мысль эта показалась ей дикой и фантастической.
«Да нет, — отмахнулась Денисия, — влюбиться в меня он не мог. Это невероятно. Зачем это ему, когда у него такая роскошная гоп-стоп-модель? Я против нее серая мышь. Таких, как я, толпы и толпы. Аронову глупо влюбляться в меня».
Словно когда-нибудь для настоящей любви требовались здравые рациональные причины.
Денисия и сама это понимала. Любовь порой возникает не «потому что», а «вопреки». Ведь сама же она влюбилась в Александра Гусарова, а с ее стороны это не просто глупость, а даже подлость. Он Зойкин жених. Денисия подлости не переносила с детства, а вот, поди ж ты, влюбилась. Влюбилась в жениха сестры. И ничего с этим нельзя поделать.
Может, и с Ароновым то же произошло? Может, легла она ему на сердце? Так иногда бывает: серая мышь, а легла.
И чем больше Денисия об этом думала, тем реальней казались ей чувства Аронова. А тут еще присказка вспомнилась: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».
«Жалко, если и в самом деле Матвей влюбился в меня, — с искренним сочувствием подумала она. — Он мне совсем ни к чему, а безответная любовь — одни страдания. И почему все так в жизни несправедливо: Аронов влюбился в меня, я — в Сашку, Сашка — в Зою, а Зоя умерла».
С этой горькой мыслью Денисия и погрузилась в сон. Умаялась и проспала уже до утра, а когда проснулась и испуганно глянула в дверной проем на пол, Аронова там не нашла.
— О господи! — ужаснулась она, вскакивая с кровати. — Неужели ушел?
Хлопнула входная дверь, и вскоре на пороге спальни вырос Аронов. Он был бодр и свеж, гладко выбрит, щеголевато одет — вчерашней пьянки как не бывало. Увидев Денисию, он просиял и воскликнул, вновь подражая старику Машикули:
— С добрым утром, барышня. Как вам на новом месте спалось? Надеюсь, погадать не забыли?
— Как погадать? — растерялась Денисия.
Он усмехнулся:
— Ну как там гадают наши русские барышни?
«Ложусь я спать на новом месте, приснись жених невесте» — вроде так.
Денисия нахмурилась:
— Мне это ни к чему.
Нахмурился и Аронов:
— Понятно, и без того знаете, кто ваш жених.
Я тоже его видел, выдающийся парень. Что ж, поздравляю, я рад за вас. Осталось вам, барышня, самая малость.
— Какая?
Он удивился:
— Разве не знаете? Выжить. Вам теперь нужная постараться до собственной свадьбы дожить, а с кем уж будет она — дело десятое.
— Я бы так не сказала, — не согласилась Денисия, — с кем у меня будет свадьба — это первое дело.
А вы помните, что здесь было вчера? — лукаво спросила она.
Аронов шутливо перекрестился:
— Нет, слава богу.
Она злорадно ему сообщила:
— Ну, так я с удовольствием вам расскажу.
— Вы так мстительны?
— Нет, но должна же я вам объяснить свое присутствие в вашем номере.
Аронов, сладострастно потягиваясь, ответил:
— Зачем? Я не привык по утрам допрашивать тех, с кем провел неповторимую ночь.
— Вы злите меня нарочно? — вспыхивая, спросила Денисия.