И последнее. Вы гордитесь тем, что вам некого искать в Элизиуме в часы Большого Собрания: ведь вы все в сборе. Но подумайте о тех, кого вы своим эгоизмом, своим нежеланием следить за эволюцией рода человеческого обрекли на, может быть, вечную разлуку. Какой спрос с теней Элизиума!.. Они утрачивают индивидуальность и забывают о прошлом. Немудрено, что им трудно, иногда невозможно найти друг друга. А повинны в этом вы - хранители индивидуальности, которые не знают, как использовать ее и скучают на огромном своем острове, забавляясь игрушками вроде тени-радио и тени-телевидения… Забыв о тех, кто не хочет или не умеет этого - забывать.
Я в последний раз попал на Елисейские поля двести лет назад - тенью, которая, как и все прочие тени, помнит лишь последний свой витальный цикл. Мне трудно предположить, кем бывал я до этого и почему столь безболезненно расставался с индивидуальностью, вырабатывавшейся в ходе более ранних витальных циклов… Наверное, те формы индивидуальности и в самом деле не стоило сохранять! Но эту, сохраненную мною пусть и частично, я берегу теперь как зеницу ока. Я лишил себя права на новые витальные циклы ценой сохранения памяти о старом и счастлив тем, что мне есть кого искать в часы Большого Собрания. Я ищу одну только тень - тень, которая двести лет назад могла бы крикнуть мне: "Магистр!", но которая к настоящему времени, скорее всего, и не вспомнит обо мне. Я же помню о ней постоянно и буду искать ее до тех пор, пока не утрачу индивидуальность… а добровольно я не утрачу ее никогда! И постараюсь никогда не забыть, кто я такой. Я магистр.
- Магистр!
И полетела по воздуху тень… странного вида тень, а Тень Ученого протянула уже тени-рук - тени островитян расступились. Но в тот самый миг, когда Тень Ученика коснулась Тени Ученого тенью-руки, летящая эта тень вдруг свернулась в подобие мячика, оттолкнулась от Тени Ученого и… Она исчезла из поля зрения, Тень Ученика. Тень Ученого упала замертво, выронив тень-ордена, издавшую тень-звона.
Присутствовавшим было, в общем, понятно, что случилось. Ничего особенно страшного не случилось: просто Тень Ученика срочно понадобилась носителю. Значит, это не была мертвая тень: носитель ее в данное время совершал очередной витальный цикл. Однако совершенно непонятным оставалось, каким образом тень носителя этого сумела сохранить в памяти прежнее свое воплощение: ведь только распростившись со старой индивидуальностью, могла она приобрести новую!
А Тени Врачей уже привели Тень Ученого в тень-чувства. Тень Ученого крутила тенью-головы, не понимая, что произошло… ах, да: магистр! Тень Петра Ставского окликнула его, а уж эту-то тень магистр запомнил как следует. Значит, все-таки не случайно. Не случайно встретились они в троллейбусе, шедшем по Гоголевскому… Однако оставаться на Атлантиде сейчас - тем более после такой "блистательной" речи - форменное безумие. И Тень Ученого - прямо из теней-рук Теней Врачей - ускользнула в мир: точно по знакомой дорожке. Двадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, ближе к утру…
Точно по знакомой дорожке шел уже известный нам Станислав Леопольдович - высокий сухопарый старик: берет, пальто, шотландский шарфик. Шел и ругал себя на чем свет стоит… А свет, к несчастью, стоял на том, что нет ничего случайного в мире, - и пора бы, пора бы вообще отказаться от этого слова "случайность", придуманного людьми, которые не знают, какими путями ходит провидение! Но ведь только такими - непредсказуемыми! - путями и ходит оно… А он-то, дурак старый, три дня гадает, встречаться ему второй раз с Петром или не встречаться! И до сих пор не решил… Игоря вот повидал -маленького-человека-у-которого-нет-собаки, а Петра повидать испугался. Но Игорь-то принял собаку как данность, как первую просто реальность - отодвинутую, правда, далеко в прошлое. Что же касается Петра… С ним Станислав Леопольдович постоянно, весь вечер балансировал на грани второй, елисейской, реальности, то и дело почти срываясь в пропасть, - так что о второй встрече надо было очень-и-очень-подумать. Удержаться на узенькой полоске между бытием и небытием Станислав Леопольдович не мог гарантировать даже себе самому… Один был выход - раскрыть карты. Но так вот взять и сразу раскрыть?..
Однако - "Магистр!"… Значит, помнит душа Петра прошлую жизнь, живя жизнью этой, - не может помнить, а помнит. Сам-то Петр едва ли помнит: быстро, ох быстро живут люди! Но душа не забыла, тень не забыла - это важнее. Да иначе и быть не могло: понимал ведь он, дурак старый, что над пропастью, над тою самою пропастью подхватил Петра три дня назад! И какая разница - тот Петр, другой Петр: че-ло-ве-ка подхватил он над пропастью, просто человека… и держит над ней - ни туда ни сюда.
Измученный мыслями этими, Станислав Леопольдович до самого утра проходил по Гоголевскому: до Гоголя и обратно, от "Кропоткинской" и обратно, до Гоголя и обратно… У метро торговали мороженым. Стал в очередь, постоял с минуту… махнул рукой - отошел. Забавно все-таки ловить себя на человеческих желаниях: съесть или выпить чего-нибудь - не-воз-мож-но: ты тень. Но сильная штука - моторная память, м-да. Издержки контактной метаморфозы… Полное ощущение просто-жизни, ан не жизнь. Что-то вроде самоощущения спящего: именно так ведут себя люди во сне, когда все дается легко и нет ничего невозможного. Ночью за них живет тень: тело безвольно. Днем же - наоборот: тело живет, а тень безвольна. Ночь компенсирует день, день компенсирует ночь - смерть компенсирует жизнь, жизнь компенсирует смерть. На этой тонкой компенсации и основан эффект контактной метаморфозы: жизнь человека есть "смерть" его тени, смерть человека есть "жизнь" его тени… И сон человека есть "жизнь" его тени.
И шагает по Гоголевскому - до Гоголя и обратно - живая тень мертвого человека…
Но Петр! Где теперь дожидаться его? Здесь ли, на бульваре, - там ли, у "Сокола"? Впрочем, есть Провидение - пусть оно позаботится обо всем. "Петр, - скажу я ему, - тень как дух знает все - плоть как материя ничего не знает; тень как дух не ветшает - плоть как материя изнашивается!" Он поймет меня, он один поймет меня - и пусть хоть в нем одном восстановится универсум: он будет знать жизнь своей тени. И вспомнит тогда то, что так прекрасно сформулировано этим русским мудрецом Ломоносовым: ничто не исчезает, все лишь трансформируется!.. Только и требуется - мостик от человека к его же тени, мостик с того света на этот… и как была бы прекрасна жизнь!
Станислав Леопольдович опустился на скамеечку и не заметил рядом с кем. Сидели уже на этой скамеечке - какая разница кто.
- Жизнь и без того прекрасна, - услышал Станислав Леопольдович, взглянул на соседа и невесело улыбнулся.
- Это Вы, - сказал он без удивления. - Опять Вы.
- Опять. Надоел я Вам? - улыбнулся сосед по скамеечке.
- Ну что Вы, нисколько… Вы, значит, все-таки убеждены, что жизнь прекрасна. Даже жизнь в полном неведении!
- Именно в полном неведении и прекрасна, - откликнулся сосед с поспешностью и горячностью, смутился - не то поспешности, не то горячности - и объяснил: - Видите ли, дорогой Вы мой… Только полное неведение готовит почву для случайностей - и кому как не Вам знать это! Самое замечательное в жизни и есть то, что все или почти все в ней происходит случайно. Прелесть новизны, извините за выражение… Каждый витальный цикл - новый набор случайностей, какой же тут может быть опыт? Господи, зачем я все это Вам говорю! Ведь я-то только предполагаю, а Вы знаете! Вы побывали уже там - и стало быть, понимаете…