Потом она положила трубку и сказала:
- Я вся мокрая.
Ее действительно словно только что вынули из воды. Эмма Ивановна села в кресло и просидела с полчаса. "Сейчас зазвонит телефон", - подумала она, и телефон зазвонил.
- Алло. - Не было ничего в ее голосе - вообще никакой интонации.
- Добрый вечер. Это Эмма Ивановна Франк? - молодой голос. Хороший голос. Правда, немножко напряженный.
- Да. Эмма Ивановна Франк.
- Меня зовут Петр. Петр Ставский.
- Здравствуйте.
- Вам… простите, Вам случайно не рассказывали обо мне?
(Рассказывали! Конечно рассказывали! Много рассказывали. Какое счастье, что Вы позвонили. Приезжайте ко мне, иначе я умру сейчас. Вы единственный человек, который нужен мне в данный момент. Но-будь-осторожна. Что он имел в виду?..)
- Кто мог мне рассказывать о Вас?
- Один… один мой хороший знакомый, его зовут Станислав Леопольдович. (Но-будь-осторожна).
- Я не знакома со Станиславом Леопольдовичем.
- Наверное, это неправда, Эмма Ивановна.
- А почему Вы себе позволяете… Петр Ставский…
- Потому что я видел по телевизору вас обоих. Вы пели тирольскую песню… Дол зеленый - йо-хо, дол зеленый, йо-хо! Вы держались за руки. Вы знакомы со Станиславом Леопольдовичем. Молчание. - Эмма Ивановна, прошу Вас, не вешайте трубку! Послушайте меня, Вы слушаете?
- Да.
- Станислав Леопольдович… он сейчас где? Вы, может быть, знаете?
- Почему я должна знать?
- У вас телефон 203-38-88… это Сивцев Вражек… вы, стало быть, соседи.
- Соседи?.. А как Вы вообще узнали мой телефон? Кто Вам дал его?
- Я через справочную! По телевизору назвали вашу фамилию - и я… это просто, на самом деле.
- Если знать адрес - просто.
- А я сказал - Сивцев Вражек. Не знаю почему.
Внезапно Эмма Ивановна устала - ужасно, дико… до умопомрачения. У нее не было выхода - оставалось только поверить хорошему этому голосу. И она поверила - от усталости.
- Приезжайте ко мне, Петр. Станислав Леопольдович живет… жил здесь. - Эмма Ивановна назвала адрес.
- Почему Вы так сказали - жил?
- Потому что я не знаю, что с ним… Приезжайте, у меня нет сил - по телефону. До свиданья.
Она села и заплакала. Петр приехал через полчаса. Было девять вечера.
- Почему Вы так сказали - жил? - спросил Петр с порога.
Эмма Ивановна рассказала ему о звонке с бульвара.
- Очень плохой звонок. - В вопросе Петра не было вопроса.
- Очень плохой звонок.
Они смотрели друг на друга. Смотрели долго, без интереса. Но увидели все. Она - обаятельного и сильно взволнованного юношу. Он - обаятельную и доведенную до отчаяния старушку.
- Вы красивая, - сказал он.
- Присядьте… куда хотите, - сказала она.
- Я присяду, спасибо. Нам трудно будет говорить?
- Только сначала. - Эмма Ивановна открыла дверь на балкон. - Очень душно. Вы… как живете?
- Спасибо. Я только что из Тбилиси. Несколько часов назад. Увидел дома передачу - и сразу позвонил. Но Вас долго не было дома.
- А что Вы делали в Тбилиси?
- Банк грабил.
- И что же - успешно?
- Вполне. Статья 206 прим. Штраф в размере двухсот рублей.
- Вы грабитель?
- Нет, филолог. А Вы та самая Прекрасная Дама?
- То есть?
- Ну… с которой Станислав Леопольдович жил… двести лет назад?
- Откуда вам это известно?
- Мне все известно. - Петр честно взглянул в фиалковые глаза.
- Ну и слава Богу, - вздохнула Эмма Ивановна.
- Я от Эвридики знаю, - уточнил Петр.
- А Эвридика это…
- Эвридика - моя невеста. Она тоже смотрела передачу. Она сразу позвонила мне после концерта. Кстати, Эвридика тоже знает эту песню… про дол зеленый, йо-хо. Правда, без слов - только мелодию. Эвридика не изучала немецкий. А мотив помнит с детства.
- М-да… - покачала головой Эмма Ивановна. - Я очень хотела бы поговорить с ней про дол зеленый… Со мной-то все понятно. Когда я была Клотильдой Мауэр…
- Простите? - переспросил Петр. И - привкус мяты: опять мята?
- Ну, раньше, давно, когда меня звали еще Клотильдой Мауэр… Почему Вы так смотрите?
Петр не понимал про Клотильду Мауэр. Он не понимал настолько сильно, что фиалковые глаза Эммы Ивановны сделались совсем темными и она спросила - довольно сухо:
- Что Вас конкретно удивляет?
- Нет-нет, - сказал Петр. - Продолжайте, пожалуйста.
Но-будь-осторожна. Я буду, буду осторожна, магистр!
- А нечего продолжать! - со всевозможной беспечностью внезапно закончила Эмма Ивановна.
Петр не понял исхода. Но Эмма Ивановна уже молчала - и невозможно было представить себе, что она когда-нибудь заговорит. Петр так и спросил:
- Вы когда-нибудь заговорите или… или я сделал что-то не так? Но, поверьте, я не хотел. - От привкуса мяты сводило уже скулы.
- Дело не в этом, - вздохнула Эмма Ивановна. - Просто Вы сказали: "Мне все известно", - и я поверила вам. Но теперь я сомневаюсь в том, что Вам все известно. И не знаю, как быть.
- Значит так. - Петр закрыл глаза, чтобы собраться. - Я имел в виду восьмерки. Мне про восьмерки все известно. Эвридика…
- Восьмерки - это что? - испугалась даже Эмма Ивановна.
Теперь настала очередь Петра - замолчать. Теперь он смотрел на Эмму Ивановну темно.
- Кажется, мы говорим о разных вещах, - подытожила она. - Но, по-моему, об одинаково страшных, потому что… Я не знаю почему, у меня просто такое ощущение.
- У меня тоже.
Ситуация сделалась дурацкой: Эмма Ивановна и Петр опасливо поглядывали друг на друга. Не решаясь ни на что. Первым не выдержал Петр.
- Эмма Ивановна, может быть, мы расскажем друг другу все? Кажется, это единственный выход.
Но-будь-осторожна.
- Не знаю… Лучше дождаться его. Он скажет, как себя вести. Если… если вернется! - И - фиалковые слезы. Она вытерла их, эти слезы. Быстро и насухо. Спросила: - А Вы можете открыть мне вашу тайну только в обмен на мою? Дело в том, что я не уверена, разрешил ли бы мне Станислав Леопольдович… Это, в сущности, его тайна - во всяком случае, скорее его, чем моя. А у Вас тайна - чья?
Петр пожал плечами. Он не понимал, чья это тайна. Но едва ли тайна Станислава Леопольдовича.