— У тебя что-то случилось?
— Мама, это очень глупый вопрос.
— Макси, что такое?
— Да, мама, со мной все случилось, но тут же и исчезло.
— Может, ты хоть что-нибудь объяснишь?
— Нет, не хочу.
— Сынок, Анлор тебя просто обыскалась, мне кажется, ты должен ей позвонить, — сказала мать.
— Анлор, теперь это даже смешно.
— Сынок, ты больше не хочешь с ней общаться?
— Мама, а что значит «стрегга» по-итальянски?
Моника покраснела и ничего не сказала.
— Мама, что это значит?
— Ведьма, — тихо, почти шепотом сказала Моника.
— А, значит, я переспал с ведьмой?
— Тебе лучше помириться с Анлор.
— Мама, ты меня слышишь, я спал с итальянской ведьмой, а теперь ты хочешь меня помирить с французской.
Неделю до занятий Макс ничего не делал, он бродил по виноградникам, по замку, машинально ел, что-то отвечал матери, поговорил с дедом, но мысли его были распылены так, что он не мог их собрать воедино. Он обнаружил страшный, пугающий его факт. Он, Макс Шанталье, — винодел и наследник виноделов. Но есть большое Но: он Ничто без женщины. Он не может ощутить себя ни мужчиной, ни виноделом, пока рядом нет преданной любовницы…
— Макс, позвони Анлор, — мать прервала его мысли.
— Зачем, мама?
— Что значит зачем, девочка волнуется.
— Все женщины одинаковы.
— Тебе все равно, что она чувствует?
— Да, — с наслаждением произнес Макс, — именно все равно.
— Ты мне не нравишься, — серьезно сказала мать.
— Это твоя Италия, мама.
— Ничего не понимаю.
— И не надо ничего понимать, я сам мало что понимаю.
— И все-таки позвони ей.
— Хорошо, в понедельник мы и так увидимся в университете.
Первую лекцию нового года Жюно, как всегда, начал экстравагантно:
— Приветствую вас, господа студенты, надеюсь, вы пришли потреблять знания с аппетитом, как завещал нам Анатоль Франс?
— Да, профессор, — хором ответила аудитория.
— Хорошо, слушайте страшный рассказ про средневековые времена.
— Профессор, если позволите, я могу добавить по части ведьм.
— А, Шанталье, вижу, вы хорошо провели каникулы в Италии.
— Да, профессор, можно сказать, с пользой.
— Ну что же, как-нибудь мы вас послушаем. Итак, господа студенты, Европа, какой мы ее сегодня знаем, не выжила бы без вина.
— Профессор, вы, как всегда, правы, без вина никуда.
— Я рад, за вас, мои дорогие, так вот, в Средневековье вырастали целые поколения людей, которые не знали вкуса простой воды. В городах, когда начиналась чума, люди боялись пить воду из колодцев. Единственная жидкость, которая оказывалась под рукой, — это вино. Просто ничего другого не было. Представьте себе, чтобы сварить пиво, опять же нужна была вода.
— Профессор, ну французы же не мылись вином? — донесся чей-то голос из аудитории, за которым зал разразился смехом.
— Французы, как и все средневековые жители, вообще не мылись. Вы ведь знаете, что наш Король-Солнце, и тот мылся всего два раза в жизни. Почему мы так много готовим на вине и в вине? По той же простой причине: чтобы сварить обед, у средневековой женщины под рукой из жидкости было только вино.
По той же гигиенической причине в церквях начали давать прихожанам вино. Это уже потом придумали, что это кровь Христа, а истинная причина была в том, что вино было профилактикой распространения заразных заболеваний. Ведь церковь — это место скопления людей, они легко заражают друг друга. Еще в Средневековье люди обнаружили, что если в зараженную чумой воду добавить вино, то воду можно пить. Они, конечно же, ничего не знали о бактерицидных свойствах вина и о том, что бациллы чумы и тифа гибнут в вине за несколько часов.
И тут обнаруживается удивительный факт: мы, европейцы, все вывозили из Нового Света, все забирали оттуда. Мы забрали все золото, почти все серебро, перевезли к себе кофе и помидоры, какао и картофель, привыкли к тому, что у нас круглый год есть бананы и ананасы. А что мы дали взамен?
— Вино?!
— Да, единственное, что мы дали Новому Свету — лозу, мы дали им виноград. Мы хотели иметь свое вино и начали высаживать лозы там. Испанцы еще в шестнадцатом веке начали сажать виноград в Мексике и Бразилии. И почему мы теперь удивляемся, что эти страны завалили нас вином? Это мы научили их сажать виноград и делать вино.
Мы расплатились за грабеж лозой. Теперь вино делают в Уругвае, Бразилии, Мексике, Аргентине, Чили, США, Канаде, даже в Перу и Колумбии. От юга Южной Америки до севера Северной. Вдумайтесь: в начале 60-х годов прошлого века, когда из вас еще никто не родился, из сорока стран, производящих вино, Аргентина уже занимала 9-е место в мире по площади виноградников и 4-е по количеству производимого вина в мире. Четвертое, это сразу после «Великой тройки» — Франции, Италии, Испании.
Чили занимало 14-е место по площади виноградников и 9-е место по количеству производимого вина. Страна, которую тогда считали недоразвитой, имела площадь виноградников больше, чем у Германии. Да и в самой Европе сколько еще винных стран, о которых мы с вами даже не подозреваем: например, в России уже больше ста лет делают вино.
— В России делают вино? Вы шутите, профессор, я готов поверить в Чили, но Россия — это уже слишком, — один из студентов аж привстал от неожиданности.
— В России не просто делают вино, его там уже делают французы.
— Профессор, вы рассказываете какие-то фантастические вещи.
— Конечно, ведь это моя задача, я хочу зажечь в вас огонь познания.
— Но Россия, как это может быть, там же зима?
— Вы полагаете, что там зима круглый год?
— Да нет, конечно, но все-таки Россия и вино — это так странно.
— Вот видите, это всего лишь ассоциативный ряд, который мешает вам реально оценивать ситуацию. У России есть южные регионы, которые вполне пригодны для выращивания винограда.
— Профессор, а что они там сажают?
— Не поверите, Паскаль, то же, что и мы, — каберне, шардоне и мерло.
— Не может быть!
— Ну вот, видите, раз я вам рассказываю, значит, может.
— Но ведь там так холодно.
— В Канаде тоже холодно, дорогой мой Люсьен, но ведь там делают вино?
— Да.
— А в Австралии тропическая жара, но ведь там делают шираз, так или нет?
— Да, профессор.
— А как вы думаете, в Таиланде делают вино, Люсьен?