— Доброе утро, Охотники, — поздоровался джинн на английском, но с сильным русским акцентом. Клод гневно зарычал. — Кристофер, рад видеть тебя.
— Не могу сказать того же, — сквозь зубы прошипел тот.
— Джинн, тебе позволено присутствовать на Суде, но не стоит злоупотреблять нашим великодушием, — громко произнёс Фару. — Суд желает знать, в каких отношениях ты состоишь с Охотником Моро.
— Мы коллеги. Он — главврач, я — заведующий хирургическим отделением, — сухо ответил Каров.
— Мы говорим о других отношениях, джинн! — выкрикнул Клод и повернулся к судьям. — Мне будет позволено допросить этого… пусть будет, свидетеля?
— Да, для того он и приглашён, — махнул рукой Фару.
— Нам стало известно, что ты спас Моро от Карвора, убившего его жену. Расскажи Суду, как один слабый джинн смог справиться с сильным древним существом?
— А с чего ты взял, что я слабый? — удивился джинн. — Я понимаю, о чём ты говоришь, Охотник, но Моро убил троих и отвлёк на себя остальных, так что мне было несложно.
— Ты знал, что помогаешь Охотнику?
— Разумеется.
— И что заставило тебе помогать врагу?
Каров наклонился вплотную к монитору и ответил:
— Это ты, Охотник, — убийца, я же — врач. Я спасаю жизни, а не отнимаю их.
— И ты думаешь, что мы поверим тебе? — громко и ненатурально рассмеялся Клод.
— Я? Нет, ни в коем случае, ведь я тварь, приговорённая к смерти от рождения, и неважно, что на моей совести ни одной смерти и сотни спасённых. Но кроме моих слов у вас есть отчёт Комиссара. Она тут полтора месяца паслась и всё вынюхивала.
— Следи за своими словами, джинн, пока можешь говорить, — прошипел Клод.
— Охотник, у тебя ещё есть вопросы? Меня ждут пациенты.
— Я убью тебя, джинн.
— Ты знаешь, где меня найти. Спроси Кирилла Карова. Только предупреди заранее о своём приходе.
— Чтобы ты сбежал?
— Чтобы я передал дела и своих пациентов другому врачу. Я могу идти? У меня операция через десять минут.
Фару протянул руку с пультом и прервал сеанс видеосвязи.
— Этот джинн не выглядит испуганным. Моро, сколько он уже работает с тобой?
— Почти два года.
— Хирург? И каким образом он проводит операции?
— Без применения магии, — ответил Кристофер. — И за время нашего знакомства он ни разу её не применял.
— Охотник, твоя вина неоспорима, — начал говорить Фару после минутного молчания. — И то, что ты признаёшь свою вину, даёт нам надежду. Скажи, ты готов отказаться от своих убеждений и вернуться?
— Нет, — покачал головой Кристофер и услышал нервный выдох Евы за спиной. Она наверняка осуждала подобное решение, но он не мог иначе. Мир изменился, он изменился, больше никогда не будет, как прежде.
— Суду надо посовещаться, Охотники, Комиссар, вас позовут, — махнул рукой Фару, глава Семьи, предлагая выйти в холл. Клод тут же развернулся, вышел из зала и, едва в дверях показалась Ева, притянул её к себе.
— Милая, я соскучился, — прошептал он, гладя девушку по щеке. — Тебе невероятно идёт эта мантия, я хочу, чтобы ты её надела во время наших любовных игр.
— Клод, ты с ума сошёл! Убери руки! — зашипела Ева, глядя поверх его плеча в потемневшие от гнева глаза Кристофера.
— Да, ты меня сводишь с ума. Мы с тобой плохо начали, предлагаю попробовать ещё раз, — произнёс Клод, прижимая Еву к стене и поднимая подол мантии. Провёл рукой, лаская её ноги. Поцеловал шею, щёку, приблизился к губам, но она резко отвернулась и попыталась оттолкнуть от себя мужчину.
— Охотник, убери от меня свои руки!
— Упрямая девочка… — прошептал Клод, обхватывая руками лицо девушки и разворачивая к себе.
Кристофер не мог больше себя сдерживать. Охотник из рода Саржу грубо прижимал Еву, и у неё не было никакой возможности вырваться из крепких рук.
«Не трогай меня! — звучал её голос в голове. — Я вас ненавижу!»
Тогда эти слова были адресованы ему, но сейчас ясно, что причина такой нелюбви к Охотникам — этот Саржу. Как Ева вообще стала любовницей этого чудовища?
Бросил быстрый взгляд на Охотников, охранявших дверь в зал. Они также беспокойно переглядывались, но не решались возразить высокопоставленному члену Семьи.
По щекам Евы текли слёзы.
В следующую секунду Кристофер схватил Клода за шкирку и отбросил в другой конец холла, с трудом останавливая себя от дальнейших действий. Кровь била в висках, руки потяжелели, и всё существо требовало придушить Охотника, но нежная ручка, погладившая его плечо, придала сил справиться и устоять перед искушением.
Клод медленно поднялся на ноги и усмехнулся, потрогав челюсть, которой врезался в стену. Поправил мантию.
— Ты всё-таки с ним спала…
— Нет, у нас ничего не было, — ответил за Еву Кристофер, и первый раз был благодарен за неприступность этой женщины.
— А знаешь, Моро, я тебя прощу, — вдруг весело заявил Клод. — Ты всё равно сдохнешь скоро, и это будет, так сказать, моим прощальным подарком. Можешь даже поцеловать её, я разрешаю.
— Ты совсем ума лишился! — закричала Ева, делая шаг вперёд, но была остановлена рукой Кристофера.
— Давай, Моро, таких женщин у тебя ещё не было. Высший сорт. Изящная, и при этом невероятно страстная. Хорошая кожа, мягкие губы — попробуй их.
— Саржу, ты и впрямь безумен, — усмехнулся Кристофер, хотя всё внутри полыхало, а произнесённые слова резали, словно острый нож. Но он ничем не выдал своих мыслей, подхватил Еву за локоть и отвёл к дальнему окну. Клод остался на месте, продолжая сверлить их взглядом.
— Ты как?
— Нормально, — ответила Ева, присаживаясь на подоконник и обхватывая себя руками. — Почему ты отказался вернуться? Всего одно слово, и дело было бы решено в твою пользу. Ты ценен для Семьи.
— Ева, ты такая наивная, — улыбнулся Кристофер. — Меня казнят в любом случае, и я ехал сюда, зная это.
— Что? — изумлённо спросила она. — Ты приехал умирать? И всё это из-за этих тварей? Крис, они недостойны такой чести.
— Эта честь не для них, милая, — очень тихо ответил он. — Всё изменилось, я больше не смогу вернуться, да и моя жизнь иссякла. Она не имеет смысла. Ту, ради которой я жил, убили, сын хотя и начал говорить со мной, но не считает отцом, а ты… ты оказалась Комиссаром. Какая подлость, мисс Фабре, я искренне надеялся, что у Артёма появится мать.
— Что ты такое говоришь? Ты же сильный… — прошептала Ева, сдерживая подступающие слёзы.
— Не настолько, чтобы поменять мир, Ева. Я жалею только об одном… — сказал Кристофер, но его прервала открывшаяся дверь зала, где проходило судебное заседание.