Мне стало так жалко этого большого дурачка, что просто сердце заныло... Я приблизился к нему вплотную, почувствовал его горячечное дыхание на собственной морде и лизнул его в нос.
Нос Пума был сухим, очень шершавым и буквально раскаленным! Браток явно температурил.
— Кажись, загибаюсь, Шеф... — прошептал Браток, и скупая слеза выкатилась у него из уголка глаза и спряталась в его шерстяной морде. — Задняя лапа, Шеф, огнем горит... Спасу нет. Полный пиздец!..
Он, конечно, не так сказал, но по-Животному очень похоже.
— Доктора-а-а!!! — заблажил я по-шелдрейсовски на весь Беверли-Хиллз.
Тимурчик — тот прямо кубарем скатился со своей широченной кровати! Бросился к Пуму, упал перед ним на колени, гладит по морде, за ухом чешет, что-то шепчет ему... Ни хрена не боится!
— Осторожней, Тимурчик!!! — кричу я, но по запарке — исключительно по-нашему, по-Животному, а не по-шелдрейсовски.
А Браток услышал меня и так укоризненно говорит, еле языком ворочая:
— Ну чего вы ребенка-то пугаете, шеф!.. Что ж я, совсем отвязанный, что ли?! Не держите вы меня за фраера... Я, конечное дело, — хищник, но не до такой же степени!..
Прибежал из ванной комнаты Джек, сел на корточки, осмотрел заднюю лапу Братка, покачал головой:
— Мартын прав. Тут без врача не обойтись.
И давай названивать Питу Морено...
* * *
Спустя час Пит перезвонил нам и сказал, что будет у нас с хирургом минут через двадцать. Мы слегка успокоились, перетащили Братка в спальню на Тимуркину кровать, дали ему полакать холодного молока, и я строго-настрого приказал Братку пасть не разевать, никаких рыков на посторонних не издавать и уж упаси Боже попытаться кого-нибудь цапнуть! Люди, которые приедут сейчас, готовы его спасти только лишь в том случае, если он, Браток, будет вести себя пристойно!
От боли, температуры и унижения Браток так ослабел и расклеился, что в ответ на мои требования только согласно кивал башкой.
После чего мы плотно прикрыли дверь в спальню и стали ждать Пита с хирургом.
Однако когда наконец Пит переступил порог нашего роскошного номера, мы все трое — Тимурчик, Джек и я — чуть хором не шлепнулись в обморок.
Вместе с Питом Морено, лейтенантом лос-анджелесской полиции, к нам вошел Человек возраста Пита и Джека, в черной шляпе (это несмотря на утреннюю жару!), черных брюках, черном, длинном — почти до колен, пиджаке и в белой, наглухо застегнутой рубашке без галстука и отложного воротничка. Из-под шляпы на лацканы у него свисали такие вьющиеся длинные волосы типа косичек, но не косички. Потом я узнал, что это называется «пейсы».
Таких типов я уже видел в Нью-Йорке, когда мы с Тимуром мотались в Манхэттен. Тимурчик специально приволок меня в рюкзаке на Сорок седьмую улицу между Пятой и Шестой авеню, в бриллиантовые ряды лавок, лавочек и магазинчиков — показать, какое колечко он присмотрел и собирается купить для мамы Рут ко дню ее рождения, когда станет взрослым и начнет много зарабатывать...
И вот там я видел таких Людей. Старых, молодых и даже мальчиков! С пейсами и в черном. Тимур называл их таинственно — «ортодоксы». Таинственно, потому что сам не знал, что это такое...
— Знакомьтесь, парни! — как ни в чем не бывало сказал Пит. — Это мой старый друг — детектив нью-йоркской полиции Джек Пински, это сынишка нашей прелестной коллеги — Тимоти Истлейк, а это знаменитый Кот Мартын-Кыся Плоткин-Истлейк фон Тифенбах! Ребята, представляю вам своего давнего и доброго знакомого — раввина Моше Фейгельмана. Я правильно назвал твое новое имя?
— Правильно, — улыбнулся раввин.
Он мягко пожал всем руки — кроме меня — и протянул Джеку свою визитную карточку.
— Раньше, когда рабби Моше был обычным хирургом-урологом в нашей университетской клинике и незатейливо назывался просто «Майкл», было как-то легче. А вот теперь... — рассмеялся Пит.
— Что-нибудь выпьете, рабби? — перебил его Джек.
— Что-нибудь — да. Но только после того, как мы совершим обряд. И естественно, кошерное...
— Естественно, — невозмутимо сказал Джек. — Джин, виски?
— Виски. — Раввин усмехнулся и ласково погладил Тимура по голове. — Умница, Тим. Я рад, что ты решился... Хорошее дело — никогда не поздно. Ты сам хоть одну молитву знаешь?..
Мы так и прибалдели! То ли Пит ни фига не сказал этому Моше, то ли сам этот бывший «Майкл» ни хрена не понял, а только в воздухе булыгой повисла явная напряженка и путаница.
Джек украдкой взглянул на визитку раввина и сказал:
— Тим, поболтайте с мистером Фейгельманом... Мне нужно перекинуться парой слов с Питом.
И уволок Пита Морено в наш садик. Я юркнул за ними.
— Ты кого мне приволок, сукин сын?! — свистящим шепотом спросил Джек у Пита. — Тебя о чем просили, мать твою?! Ты посмотри, что здесь написано!
Джек сунул под нос Питу визитную карточку раввина.
Пит достал из кармана очки, нацепил их себе на нос и сказал:
— Ну и что? Все нормально: «Раввин Моше Фейгельман. Обрезание. Брис милах. Обряд обрезания в полном соответствии с еврейскими законами...» Адрес, телефон, факс... Все в полном порядке. Он — классный специалист, Джек! Пять лет тому назад он меня самого прекрасно прооперировал!..
— Тоже обрезание?! — взъярился Джек.
— Мне-то, потомку итальянских бутлегеров, зачем обрезание? — заржал Пит. — Мне бы надставить пару дюймов — цены бы не было! Нет... У меня были просто камни в мочевом пузыре. Напрасно кипятишься, Джек. Я не мог привезти обыкновенного врача. Любой врач, к кому мы обратились бы за помощью для пумы, — тут же стукнул бы в полицию. С нашествием этих тварей на город у нас есть приказ безжалостно их отстреливать. А вы хотите спасти своего кугуара. Так чего же ты артачишься?! Чем тебе плох доктор Фейгельман? Только тем, что он стал раввином? Так это такой же бизнес, как и все остальные. И мне очень трудно представить себе тебя, Джек, антисемитом...
— Да уж, действительно, задачка не из легких, — сказал Джек. — Пойдем проясним мужику ситуацию. А то он в своем религиозном рвении нацелился, по-моему, делать обрезание Тиму...
Вот когда я ничего не мог понять, кроме того, что Тимурке грозит опасность! Поэтому я стремглав влетел из сада в гостиную, но увидел вполне мирную картинку: Тимур преподносил в подарок раввину мою рекламную фотографию на фоне Белого дома с отпечатком (якобы...) моей лапы.
... Когда Пит, Джек и Тимурчик наконец втолковали раввину, что от него требуется, а бедный мистер Фейгельман с трудом уяснил себе, что на этот раз никому из нас обрезание делать не надо, а необходимо на время вернуться к своей прежней профессии хирурга, но (с моей точки зрения...) значительно более ответственной — ветеринарного хирурга, раввин Моше Фейгельман не стал ломаться и воздевать руки к небу с проклятиями, которых, не скрою, мы ждали.