Тут же из отеля «Веллингтон» под красно-золотой навес у главного входа стали кучковаться и шведские хозяева этих чемоданов — пожилые степенные ухоженные старушки с тщательно завитыми серебряными головками и старики в легкомысленных туристских шляпчонках, с мордами старых дровосеков и строительных рабочих.
Я попросил Тимурчика не говорить мистеру Стивенсу о моей способности вступать в Контакт. Безумно хотелось спать, а не трепаться всю дорогу с милым, но все-таки посторонним мне Человеком. Ночь у меня была тяжелая, с визитом к Мадам, с небольшими Кото-Крысными разборками, с назначением Хемфри временно исполняющим обязанности Старшего Кота на время моего отсутствия. Ну и так далее. Короче — спать хотелось дико!
Потом Тимур поцеловал меня в мою мохнатую щеку и пожал мне лапу, а я облизал всю его физиономию, носившую след остатков кленового сиропа. И мы распрощались. Тим еще надеялся успеть к третьему уроку. Наврет что-нибудь мистеру Хьюзу или, наоборот, скажет чистейшую правду и будет прощен.
Я забрался на последнее сиденье — Кевин сказал, что оно будет свободно, — и улегся. Рядом был вход в автобусный туалет, а неподалеку стоял здоровенный пластмассовый ящик, набитый колотым льдом. А уже во льду было напихано невероятное количество банок с пивом, кока-колой и маленьких бутылочек с минеральной водой.
Я еще слышал, как Кевин запирал багажные отделения, как без всякой суетни рассаживались по своим местам старенькие шведы, как Кевин подошел ко мне и спросил:
— Ну как? Устроился?
И я, кретин, чуть не ответил ему: «Да, большое спасибо...» Но, слава Богу, вовремя спохватился и промолчал. Только хрипловато муркнул в ответ. И Кевин пошел садиться за свой руль.
А вот когда мы уже тронулись и американская шведка-гид залопотала по-шведски монотонно и без продыху, я закрыл глаза и отрубился в первые же три секунды...
* * *
... И стал мне сниться совершенно реалистический сон — никаких кошмарных наваждений, никакой обычной фантастики. Все предельно бытово и заземленно.
Всколыхнулись в моем спящем мозгу все запахи той Шуриной малюсенькой квартирки в Бруклине. И снова увидел я наши книги, наши вещи, наши картинки на стенках и по углам на полу, ибо стенок было меньше, чем наших любимых картинок и фотографий...
И наша замечательная, старая и раздолбанная, но очень заслуженная пишущая машинка, которая так удивила Рут Истлейк.
— Как?! — поразилась она. — Он до сих пор пишет на машинке?! А почему не на компьютере? Это же намного удобнее!..
Не хотелось мне при всех объяснять Рут, что сегодня в России интеллигентный Человек, который не нашел в себе сил и способностей уйти в какой-нибудь прибыльный бизнес, не в состоянии купить себе компьютер: «никаких штанов не хватит»...
Всплыли в памяти слова Рут о фотографиях Шуры, и только сейчас, во сне, я понял, что Шура ей очень понравился!
Вот когда я вдруг на какой-то чужой, очень белой стене неожиданно увидел огромную фотографию Шуры в натуральную величину! В тяжелой, выпуклой раме, словно Шура в окне сидит. Причем фотография вся цветная, а Шура ужасно бледный — ну просто-таки черно-белый!..
И вдруг я замечаю — дышит Шурина фотография!..
Вроде бы даже как-то виновато мне улыбается и пытается что-то сказать...
— Громче, Шурик! — кричу я ему. — Здесь плохо слышно...
Сплю ведь, а понимаю, что шум автобусного мотора, около которого я лежу в кресле последнего ряда, заглушает Шуру и меня...
— Я за тобой еду, Шура!.. — кричу я ему. — Я тебя обязательно найду! Не боись, Шурик, я их всех там подниму на ноги и поставлю на уши! (Ужасно мне нравилось это выражение!) Ты мне только скажи, что такое ОРАЛЬНЫЙ СЕКС?
А сам вдруг замечаю, что на фотографии Шура розовеет, удивленно высовывается из рамы, опирается на нее локтями, словно в окне на подоконник, и так смущенно меня спрашивает:
— Боже мой, Мартышка... Где ты так нахватался?..
— Мы сегодня были в твоей квартире на Оушен-авеню в Бруклине, и мне об этом говорил Арни-Арон — Собак Хозяина твоего дома.
И замечаю, что вдруг стало очень хорошо слышно!.. Мотор, что ли, выключили? И трясти перестало...
Шура еще больше краснеет на фотографии и так сбивчиво, неуверенно отвечает мне:
— Видишь ли, — Мартын... Дело в том... Ну, в общем, оральный секс — это одна из форм...
* * *
Но тут чувствую — кто-то меня за ухом чешет и голосом Кевина Стивенса говорит:
— Филадельфия! Стоим час. Писать, какать, кушать будешь?
Я перевернулся на спину, потянулся весь до стона, до хруста, весь врастопырку, зевнул и снова свернулся клубочком в кресле.
Вот как проснулся в Филадельфии, так и заснул до самого Вашингтона. Так что про Филадельфию ничего путного сказать не могу. «Америка глазами Кота» не получится...
Санкт-Петербург — Мюнхен — Нью-Йорк