— Не волнуйся, купили все, что надо. Ты посмотри, что за пакет нам пришел! — И Любовь Абрамовна протягивает ему большой конверт.
— Фирка, притащи мне очки из куртки. Там — в гараже висит...
— Ладно, не мучайся. Я тебе сама прочту.
Фирочка вынимает из конверта несколько официальных бумаг с грифами и печатями. Быстро проглядывает и читает с середины:
— Тэ-экс... Ля-ля-ля и тру-ля-ля... Ага, вот! «...в настоящее время осужденный по статье сто восемь, части второй, Самошников Анатолий Сергеевич официально вступает в права владения жилым домом общей площадью в сто тридцать четыре и две десятых квадратного метра, а также прилегающим к нему земельным усадебным участком в четырнадцать соток непахотной земли, не состоящей на балансе у сельского Совета деревни Виша, а являющейся собственностью владельца дома — Самошникова Анатолия Сергеевича. Копии договора дарения с уже оплаченными нотариальными и налоговыми сборами, предусмотренными статьями двести тридцать девятой и двести пятьдесят шестой Гражданского кодекса РСФСР, зарегистрированы в исполнительном комитете сельского Совета депутатов трудящихся...» Ну и так далее. Как тебе это нравится?
— Это дядя Ваня учудил? — спокойно спросил Серега.
— Ну а кто же еще?! — Фирочка стала загружать сумки в машину.
Любовь Абрамовна сказала со вздохом:
— Лет пятнадцать тому назад Ваня один раз возил нас туда с папой. Мы еще Лешеньку с собой брали. Он, кажется, в четвертом классе тогда учился... Убей Бог, ничего не помню... Только какую-то кошмарную вымершую деревеньку, старух пьяных помню... И туалет такой будочкой во дворе. А в двери туалета — сердечко насквозь выпилено. Помню, папа с Лешенькой тогда очень над этим сердечком смеялись!..
Убирая пылесос, Серега сказал:
— Знаете, мама, по-моему, дядя Ваня Лепехин был влюблен в вас всю свою жизнь!..
— Я это знаю, Сереженька. К величайшему сожалению... Ни семьи не завел, ни детей не родил.
Фирочка села за руль «Запорожца», завела двигатель, крикнула:
— Садись, мам! Серый, тебя до дома подбросить?
— Спасибо, Фирка, не надо. Я пройдусь пешочком. Мне еще на работу нужно вернуться. Что вам на ужин приготовить?
— Не возись. Вернемся — сами приготовим.
— Поцелуйте пацана. Скажите, что в первый же родительский день буду у него.
— Обязательно скажем, — улыбнулась Любовь Абрамовна.
Серега вытер руки ветошью, убрал пылесос, надел куртку и стал закрывать ворота гаража.
Но только Фирочка собралась было тронуть машину с места, как вдалеке, в самом начале проезда между гаражами, на велосипеде показалась Лидочка Петрова — любимая девочка Толика-Натанчика.
— Стойте, стойте!.. — кричала она, отчаянно крутя педали. — Тетя Фирочка!.. Подождите меня!!! Я с вами!..
— Тормозни, Фира. — Серега постучал по капоту «Запорожца», рассмеялся: — Невестка мчится...
Лидочка на всем ходу резко затормозила у гаража, спрыгнула с велосипеда, крикнула:
— Тетя Фирочка! Возьмите меня с собой... Дядя Сережа! Можно я у вас свой велосипед оставлю?
— Ты же вроде была у него недавно? — удивилась Фирочка.
— Ну, когда это было?! И потом я туда с папой ездила, — запыхавшись сказала Лидочка, деловито затаскивая велосипед в гараж. — Папа для понта — в форме, при погонах, я — при папе, ни на шаг в сторону, с Толькой лишним словом не перемолвиться... С папой куда-нибудь ездить — одно мучение: не туда посмотрела, не то сказала...
— А с нами проще? — улыбнулась Фирочка.
— Ну, вы даете! Какие могут быть сравнения?!
Любовь Абрамовна открыла было дверцу машины, чтобы пропустить Лидочку на заднее сиденье...
— Сиди, мама. — Фирочка сама вышла из «Запорожца», наклонила спинку своего сиденья.
— Заваливайся назад, Лидуня. Сумки поставь под ноги...
Лидочка юркнула на заднее сиденье, переложила, сумки с тюремной передачкой вниз и благодарственно помахала Сереге рукой.
Фирочка села за руль, и они поехали...
В этом направлении и в Ленинград, и от Ленинграда машин было мало, и «Запорожец» Лифшицев-Самошниковых вольготно катился по выщербленному асфальту, осторожно притормаживая и объезжая наиболее обширные дорожные проплешины...
... Внутри машины, не отрывая глаз от плохой дороги, Фирочка сказала:
— Мамуля... Пока я была на работе, Леша не звонил?
— Ты уже два раза спрашивала, и оба раза я отвечала тебе — нет.
— Черт побери! — разозлилась Фирочка. — Ну, пускай у них там это шефские спектакли — бесплатные! Ясно, что им не разгуляться... В конце концов, стыдно требовать деньги, когда ты выступаешь перед своими же, находящимися вдали от родины! Но начальство... Командование этих частей может дать нашим актерам хоть раз позвонить со своих военных телефонов домой из этой дурацкой демократической Германии?!
— Тем более нашему Лешке, — заметила Любовь Абрамовна. — Он и Гамлета у них играет, и Незнамова, и — что самое главное — молодого Ленина! Из этой пьесы... Забыла, как ее?
— «Семья», — сзади подсказала Лидочка.
— Что — «семья»? — не поняла Любовь Абрамовна.
— Пьеса, где Леша играет молодого Ленина, называется «Семья».
— Лидка, ты нафарширована таким количеством знаний, что просто поражаешь меня своей информированностью, — улыбнулась Фирочка.
— Ах да!.. — рассеянно протянула Любовь Абрамовна. — Я сначала просто не поняла. Я сейчас вообще ни черта не соображаю. В голове одно — дадут нам на этот раз свидание с ребенком или нет?
— За пятьдесят рублей — дадут, — убежденно сказала Фирочка. — А за семьдесят пять — даже спецкомнатку предоставят для свидания с родственниками. Кстати, ты взяла с собой деньги?
— Конечно. Мне сегодня пенсию даже без очереди выдали.
— Какое счастье! Потому что я после всех этих покупок... Почти в полном нуле!
— Господи... — вздыхает Любовь Абрамовна. — Зарабатывать на людском горе! Мародерство какое-то...
— В прошлый раз они мне сказали, что раз это колония усиленного режима, то эти деньги идут на улучшение охраны и содержания заключенных, — усмехнулась Фирочка и осторожно объехала здоровенную колдобину.
— Ага, как же!.. — сказала сзади Лидочка. — В собственный карман кладут они эти деньги! Папа одному капитану из своего же отдела недавно за взятки морду набил. Завел в кабинет, запер дверь на ключ и отлупил по харе, а потом выгнал с работы. Только причину указал другую. Говорит: «Чтобы до конца мужика не ломать...»
После работы Серега на кухне разогревал куриную лапшу.