Мы с Яцеком кувырком полетели с платформы!
В последнюю секунду, скатываясь с насыпи, я увидел, как Яцек выхватил из кармана брюк запасной рожок с патронами, всадил его в автомат и тут же стеганул по мне очередью!
Как я забыл, что Яцек на моих глазах второй рожок в карман сунул?! Вот уж, действительно, «старый клоун»!
– Кончай его, Яцек!.. Кончай!!! – визжит Саня и прячется за автомобиль.
А танк встал поперек платформы, да как жахнет из зенитного пулемета поверх наших голов! И уж совсем невероятное – вдруг как заорет оглушительным человеческим голосом:
– Прекратить огонь, суки!!! А то я из вас сейчас дунганскую лапшу наделаю, курвы!!!
И стал потихоньку сползать с платформы.
Когда его передняя часть с длиннющей пушкой повисла в воздухе, я подумал, что такого аттракциона я еще в жизни не видел!
Затем раздался ужасающий рев двигателя, треск разваливающейся платформы, и танк буквально спрыгнул на землю!..
Я много раз видел в Афгане, как работали наши танки и самоходные орудия, но такого наглого танка я еще не встречал! Те, даже в самых сложных ситуациях, вели себя куда скромнее.
А добродушный Яцек опять полоснул по мне из автомата. Но к этому времени Боженька очухался и снова взял меня под свое покровительство. Меня даже не зацепило.
Тут этот танк как заорет своими жуткими динамиками:
– Я кому, блядь, сказал?! Прекратить огонь!!! Ты, толсторожий! Брось автомат сейчас же! А ты, мудила с пистолетом, (это он мне), лежи – не двигайся. Держи толстомордого на мушке! Не пугайся. Я на тебя сейчас наеду, прикрою. Ты только не шевелись!
И танк пошел прямо на меня.
Вот когда я перетрусил по-настоящему! Лежу – ни жив, ни мертв, а на меня наползает это серо-зеленое чудовище, приветливо покачивая пушкой.
И хотя я умом понимаю и глазами вижу, что просвет между его днищем и моей спиной вполне достаточен, чтобы не размазать меня в жидкую кашицу по молодой весенней траве, ничего не могу с собой поделать!.. В голове лишь одно фантастическое желание: стать тоньше фанерного листа, а еще лучше – провалиться сейчас сквозь землю и очутиться где-нибудь в Австралии. И пусть вокруг кенгуру прыгают. Лишь бы не было рядом Сани и Яцека, лишь бы не полз на меня сейчас этот кошмарный танк!
Честно признаться, я голову руками обхватил, уткнулся лицом в мокрую от предутренней росы траву, глаза зажмурил и думаю: «Ну, вот… Сейчас все и кончится…»
И надо же! Последняя моя мысль была совсем не такой, как пишут в книгах – вроде того, что «вся жизнь в одно мгновение промелькнула перед его глазами…»
Ни хрена мне такого в голову не пришло, а почему-то подумалось: «Эх, жаль, не успел я трахнуть ту кельнершу с круглой попочкой и симпатичными титечками!.. Она же только и ждала, когда я смогу обходиться без переводчика… С детства, с детства нужно учить иностранные языки, господа!»
А танк уже грохочет почти надо мной, от выхлопных газов не продохнуть, гусеницы прямо по ушам лязгают. Вот уж точно – «Гремя огнем, сверкая блеском стали…»
Вдруг слышу – замолчали гусеницы. И двигатель уже не так грохочет, а постукивает холостыми оборотами. И над головой у меня что-то щелкает, раздается скрип чего-то открывающегося, а оттуда голос, без всяких усилителей и динамиков, нормальный человеческий голос:
– Выброси пистолет на хер!
И что-то такое упирается мне между лопаток.
Я пистолет Санин отбросил, лежу – не шелохнусь.
– Открывай, открывай глазки, раздолбай, – говорит мне голос.
Я переворачиваюсь на спину, открываю глаза и вижу ствол нашего родного советского АК-47 – автомата Калашникова, который смотрит на меня своей черной смертоносной дырочкой в семь и шестьдесят две сотых миллиметра.
Лежу под танком. Надо мной открытый нижний люк, и оттуда на меня глядит не только товарищ Калашников, но еще и какая-то совершенно среднеазиатская узкоглазая морда в шлемофоне. И перекрывая все танковые запахи, от этой физиономии идет плотный, устойчивый выхлоп дешевого немецкого шнапса. И эта морда еще что-то жует. И говорит:
– Давай, залезай ко мне в темпе! И без глупостей!.. А то не они, так я тебя пришью в одну секунду.
Я начинаю залезать в танк, а этот – в шлемофоне, не снимая пальца со спускового крючка автомата, второй рукой берет меня за шиворот и помогает мне пролезть в люк…
Тут я вынужден прервать Эдика. К этому моменту его рассказ уже совершенно потерял былую стройность – Нартай все время вклинивался со своими подробностями этой истории, перегружал ее техницизмами и специальной танковой терминологией, понятной лишь ему одному, и, в конце концов, все свелось к ожесточенной перепалке со взаимными упреками в неточности, забывчивости и полном искажении действительности.
Во-первых, Нартай заявил, что морда у него никакая не «среднеазиатская», а исконно казахская, ибо казахи никогда не причисляли себя к Средней Азии, а всегда были абсолютно самостоятельной и великой нацией! Это раз.
Второе, что очень сильно возмутило Нартая, – дышал он тогда на Эдика не дешевым шнапсом, а прекрасным и настоящим «Вайцен-Корном», который почти на две марки дороже той гадости, которую приписал ему Эдик!..
И в третьих, – когда он приказал Эдику выбросить пистолет, то сказал не «на хер», а совершенно другое слово. Тоже из трех букв и тоже на «х», но совершенно другое!..
Он, Нартай, конечно, понимает, что в тот момент у Эдика были полные штаны от страха и он мог кое-что подзабыть, но всему же есть предел!.. Нельзя же все время перекраивать Историю!!!
Претензии Нартая к Эдику были мелочны и, казалось бы, незначительны, но очень мешали восприятию дальнейшего хода событий.
Поэтому, с трудом узнав всю историю целиком, я решил вторую половину пересказать сам, решительно очистив ее от препирательств Нартая и Эдика…
…Нартай втащил Эдика в танк, мгновенно задраил люк и откинул от внутренней стенки орудийной башни сиденье заряжающего.
– Садись сюда и держись за что-нибудь! – он метнулся вниз на свое место механика-водителя. – И ничего там не трогай!.. Это твоя машина? «Опель» твой, я тебя спрашиваю?!
– Нет? – прокричал ему Эдик. – Это их «опель»!..
– Очень, очень хорошо! – мстительно пропел Нартай и резким броском двинул танк вперед прямо на ни в чем не повинный автомобиль. – Сейчас я ему устрою техническое обслуживание по первому разряду!!! Держись крепче, мужик!..
И прокричал загадочную в то время для Эдика фразу:
– Э-э-эх! Когда-то копыта коней моих предков…