Он щелкнул тумблером, включил передатчик, еще одним щелчком врубил громкую связь с капитанским мостиком «Федора Достоевского» и перешел на английский:
— Вы меня слышите, капитан?
На мостике «Достоевского» все замерли в ожидании решения береговых служб порта. И как только динамики спросили, слышит ли их капитан судна, Николай Иванович сразу ответил:
— Внимательно слушаю вас, пайлотстейшн!
— Ваше предложение принимается, капитан. Однако в порту всего восемь буксиров. Два, как видите, работают у танкерного терминала. Четыре буксира заказал «Леонардо». Остаются только два...
* * *
Переговоры Николая Ивановича Потапова с лоцманской службой порта очень внимательно слушали и на мостике «Леонардо да Винчи».
— ...а с двумя оставшимися буксирами вам не справиться. Нет ли у вас еще какого-нибудь варианта? — говорил в это время порт капитану Потапову.
Воспользовавшись внезапно образовавшейся паузой в эфире, итальянский капитан неожиданно бурно отреагировал.
— Ну, это уже просто бандитизм! — выругался он, схватил ручной микрофон и мгновенно включился в общий радиоразговор: — Пайлотстейшн! Пайлотстейшн!.. На связи «Леонардо да Винчи» — капитан Луиджи Безано! Что за русский? Название!
— "Федор Достоевский", — ответили ему его динамики.
— Немедленно отдайте русскому все четыре буксира! Я войду с двумя... Николай! Это ты?!
— Я, Луиджи. Привет! Очень тебе признателен, — послышался голос Николая Ивановича.
— Что у вас произошло? — спросил капитан Безано.
— Оперируем одного англичанина.
— Бог в помощь!
— Спасибо, Луиджи.
Капитан Луиджи Безано отключился от разговора, с чувством нескрываемого превосходства оглядел всех находящихся на мостике и слегка театрально, небрежно закурил сигарету.
В эту секунду он себе очень нравился!
Внутренне Луиджи Безано был от себя просто в полном восторге! Тем более что капитан Безано и сам почувствовал полную искренность в этом своем корпоративном порыве...
Но его старший помощник, который считал, что слишком задержался на флоте в своей второстепенной должности, вкрадчиво проговорил:
— Капитан, а как же быть с Берлускони? Или вы собираетесь висеть на пьяцца Венеция рядом с ним?
Но капитан Безано только рассмеялся и ответил:
— Я всегда знал, что вы дерьмовый судоводитель. Но я и не подозревал, что вы еще и просто дурак.
... В медицинской части «Федора Достоевского» операция уже прошла самую опасную стадию. Это было видно по приподнятому настроению всех участников этого спасительного действа.
И только Тане Закревской было все еще худо. Но как ни странно, в половине случаев ее перевод был уже и не так важен — хирурги понимали друг друга по взглядам, движениям рук, а Ирина Евгеньевна следила лишь за поворотом головы каждого. В сторону столика с инструментами.
Но Таня, почти ничего не понимая, все-таки пыталась переводить, стараясь не опаздывать с нужной фразой...
— Зигфрид, подведите сальник к перфоративному отверстию, — говорил Тимур, склонившись над открытой брюшной полостью спящего под наркозом Джеффа Бриджеса. — Вот так... Спасибо. Сейчас мы его подошьем...
— Мне нравится, как вы шьете, — радостно похваливал Тимура старый доктор Зигфрид Вольф. — Шов хирурга — его почерк. Ирина! Еще тампон...
Ирина Евгеньевна подала ему короткий тампон, салфеткой вытерла его вспотевшее лицо. Вольф благодарно кивнул ей и пальцем показал на свои забрызганные очки. Тогда она молча сняла с него очки, тщательно протерла их спиртовым раствором и снова надела Вольфу на нос.
— Спа-си-бо... — вдруг неожиданно по-русски проговорил Вольф.
Все рассмеялись. Улыбнулась даже Таня Закревская.
— Теперь главное — промыть и осушить брюшную полость, — сказал Тимур. — Как давление, Луиза?
— Норма, Тимур Петрович! Сто на восемьдесят.
— Готовьте фурацилин. Не меньше двух с половиной литров. Пожалуйста, Зигфрид, вот здесь растяните чуть шире... Я хочу пройти еще раз «дугласово пространство» и малый таз. Там такое скопление...
Задерживаясь на незнакомой терминологии, Таня начала было переводить, но Вольф остановил ее:
— Я все понял, Таня. Спасибо.
— Прекрасно... — бормотал Тимур Ивлев, ни на секунду не прекращая работы. — Еще шире, Зигфрид... Очень хорошо! Ирина Евгеньевна! Вы считаете тампоны?
— Обижаете, Тимур Петрович!
— Вы прекрасная операционная сестра, Ирина Евгеньевна! — весело сказал Тимур, выбрасывая в таз очередной кровавый тампон.
— Прима! — согласился с ним Вольф. — Супер!
— А Луиза — замечательный анестезиолог!
— Натюрлих! — подтвердил доктор Вольф. — Зи ист аусгецайхнет!..
— "Конечно! Она прекрасна!.." — перевела Таня слова Вольфа.
— А наша Танечка — лучший переводчик в мире! — воскликнул Тимур Ивлев, копаясь в открытом животе Джеффа Бриджеса.
— О я! Я, я!!! — закричал доктор Зигфрид Вольф, но этого Таня переводить не стала.
Он обвел всех глазами и что-то грустно стал говорить.
Не вдумываясь в смысл сказанного, Таня машинально перевела слова Вольфа с минимальным отставанием не больше чем на два слога.
— Господи... — печально говорил доктор Зигфрид Вольф. — Если бы у нас в сорок втором и сорок третьем было бы такое вот оборудование и такие медикаменты, сколько жизней можно было бы спасти!..
Замерла Ирина Евгеньевна...
Луиза потрясенно уставилась на Вольфа...
Тимуру Ивлеву показалось, что он ослышался.
— Когда-когда?!
— В сорок втором и в сорок третьем, — повторила Таня, и только теперь все поняли смысл печальных слов старого немца.
— Это нам всем просто повезло, что Бриджес сейчас в наркозе и не слышит всего этого, — по русски пробормотал Тимур.
На мостике «Достоевского» было уже шесть человек.
Снова появился испанский лоцман, и был вызван старший пассажирский помощник Константин Беглов. В руках Костя Беглов держал большой толстый фирменный блокнот.
— Капитан! — неслось из динамиков. — Вы понимаете, что даже четырем буксирам удержать ваше судно к ветру с таким высоким надводным бортом будет очень трудно? Вы рискуете раздавить яхты.
— Беру ответственность на себя! — твердо ответил Николай Иванович.
— Все будет хорошо, Николай, — негромко сказал лоцман. — За яхты ты не заплатишь ни доллара. Это дело моей чести!
— О'кей, Анхель. Приступай, — сказал капитан и повернулся к Беглову: — Ну, что у вас получилось?