— Спасибо, сеньор Фриш. Мы пересмотрим наш договор.
— Превосходно! — легко и весело тут же отозвался Фриш, — Тогда — к делу. Попробуйте, пожалуйста, через подставных лиц под любым соусом заинтересовать международную прессу новым участком маршрута этого русского судна. Тогда информация об аварии мгновенно появится в печати. Второе...
Фриш выпрыгнул из кресла, подошел к висевшей на стене карте — увеличенной копии карты Стенли Уоррена и пальцем указал на залив Принцессы Дайяны:
— Вот здесь вам имеет смысл держать два вертолета с телевидением и журналистами региональной прессы. Информация, идущая вживую непосредственно с места событий, неоценима! Если у вас возникнут какие-нибудь трудности с прессой и телевидением, я берусь помочь вам и в этом, предварительно дополнив наш контракт отдельным параграфом.
— Вы хотите разорить нас? — спросил глава компании.
— Не смешите меня, — улыбнулся Фриш.
Ему вдруг безумно захотелось собственноручно прихлопнуть эту холеную сволочь. Но мерзавец такого ранга был слишком лакомым клиентом, и поэтому Фриш мягко произнес:
Моя финансовая служба на досуге прикинула возможные дивиденды вашего выигрыша от этой операции и...
— Я согласен, — быстро прервал его хозяин кабинета. — Но мне хотелось бы задать вам один, последний и уж совсем частный вопрос...
— Слушаю вас, сэр.
— Скажите, пожалуйста... — медленно проговорил глава судовладельческой фирмы, перебирая свои драгоценные четки. — А вот если бы вас наняли русские для такой же операции, но против меня, вы точно так же отнеслись бы к своим обязанностям?
— Естественно, — холодно пожал плечами Фриш. — Контракт есть контракт, и я обязан честно выполнять свою работу.
Замерли дорогие четки в ухоженных пальцах главы ближневосточной судовладельческой компании, глаза выдали неприкрытый испуг.
«Ах, если бы русские действительно смогли нам заплатить!..» — мечтательно подумал Фриш и очень явственно представил себе маленькую, не больше девяти миллиметров в диаметре, кровоточащую дырочку во лбу хозяина этого кабинета.
Он улыбнулся своим внезапным фантазиям и мило произнес:
— Давайте не будем отвлекаться, сэр. Итак, в заливе Принцессы Дайяны с Лораном сейчас работают ваши сотрудники. В связи с этим мне хотелось бы еще раз предупредить вас...
... На другой стороне Земли, где солнце восходит на восемь часов раньше, чем даже в ближневосточных и средиземноморских краях, в маленьком и чудесном фиорде узкого залива Принцессы Дайяны, в саду за домом лоцмана Анри Лорана, стоял стол для пинг-понга, на котором доктор Мартин Краузе еще совсем недавно проиграл свою последнюю партию...
Лоран сидел под навесом в садовом кресле, а Стенли Уоррен стоял, прислонившись к невысокому кривоватому деревцу с неведомыми плодами. Оба они молча, затаив дыхание смотрели в одну точку — на маленький цифровой диктофон «Сони», лежавший между ними на столе для пинг-понга.
Из диктофона шла четкая, хорошая запись недавнего разговора Лорана со своей дочерью Николь, звонившей ему по мобильному телефону из Парижа, прямо из маленького пожилого «рено», стоящего у ее дома с открытой пассажирской дверцей.
«Папочка! Ты не будешь возражать, если я прилечу к тебе не одна, а со своим университетским дружком? Он тебе очень-очень понравится!.. И доктору Краузе тоже. Передай доктору Краузе, что я целую его...» — слышался голос Николь в слегка завышенных тонах, характерных для маленьких диктофонных динамиков...
«Девочка моя... Николь! Тебе не следует сюда прилетать!.. Доченька, пойми меня правильно... Я мечтаю тебя увидеть, но надвигаются некоторые обстоятельства... Может, мне придется скоро оставить эту работу и куда-нибудь переехать... А может быть...» — раздавался голос Лорана.
И снова — Николь: «Почему? Почему не прилетать?! Папа! Я ничего не понимаю!.. А как же каникулы, па?.. Что с тобой? Что с тобой происходит, папуль?! Ты здоров? С тобой все в порядке?..»
Со стола для пинг-понга, из маленькой серебристой штучки фирмы «Сони», слегка резонируя от фанерной столешницы, тревожно звучал голос Анри Лорана: «Я ничего не могу тебе сказать, Николь... Я и сам не знаю, чем все это кончится... Умоляю тебя, любимая моя, единственная, будь осторожна! Будь предельно осторожна!.. Никаких новых знакомств. Кто этот парень?..»
«Мой сокурсник... — упавшим голосом отвечала Николь. — Очень мне нравится... Я так хотела вас познакомить... Что происходит, па? Тебе что-то угрожает?..»
И тут с большого зеленого стола для пинг-понга, по которому несколько дней тому назад еще прыгал и цокал белый целлулоидный мячик, послышался надтреснутый, беспомощный и отчаянный, на грани истерики, голос Анри Лорана: «Нет, нет! Не волнуйся. Просто у нас с тобой в жизни кое-что скоро переменится... Я пока ничего не могу тебе сказать... Береги себя, солнышко! Умоляю тебя, будь осторожна!..»
Послышался механический щелчок, ворвалась какая-то разухабистая мелодия, и Стенли Уоррен выключил диктофон.
Какое-то время и Лоран, и Уоррен подавленно молчали, а потом искренне огорченный Стенли Уоррен тихо проговорил:
— Что же вы наделали, Лоран?.. Теперь, когда в газетах и по телевидению появятся сообщения об аварии русского круизного судна в этом заливе и наверняка будет упомянуто ваше имя, Николь вспомнит все эти ваши слова... — Стенли показал пальцем на диктофон. — И ринется за вас в бой. Вы думаете, что она не сумеет сопоставить вот этот ваш разговор с тем, что произойдет потом?.. Наивно. Как же вы могли столько наболтать? Неужели вам недостаточно было одного доктора Краузе?..
Стенли Уоррен взял со стола для пинг-понга маленький диктофон, положил его на ладонь и, протянув руку с диктофоном к совершенно раздавленному Лорану, сказал:
— Поймите, Анри, в случае неудачи этим разговором вы попросту приговорили свою дочь...
И Стенли Уоррен спрятал диктофон в карман брюк.
Ему действительно было очень жаль Анри Лорана — бывшего капитана дальнего плавания, а теперь — одного из самых лучших лоцманов этих райских мест... Неожиданно сердце Уоррена заполнила щемящая жалость к семнадцатилетней Николь, которую он видел всего один раз в своей жизни в ее годовалом возрасте. Чуть не до слез стало жаль самого себя — когда-то отличного старшего помощника, так и не дождавшегося капитанского звания и ушедшего в этот сегодняшний гнусный и подлый бизнес...
— Когда здесь будет русское судно? — хрипло спросил Лоран.
— Послезавтра, Анри... — ответил ему Уоррен.
* * *
... А теплоход «Федор Достоевский» шел по открытой, чуть вспененной легким волнением воде с крейсерской скоростью в двадцать четыре узла. Что составляло (специально — для непосвященных...), кажется, примерно сорок километров в час.
Во чреве своем он бережно нес почти тысячу человеческих жизней, неумолимо приближаясь к невидимой и неосязаемой границе между Индийским и Тихим океанами...