Оставались считанные мгновения. Сейчас, сейчас они должны были совместиться в створе!.. Время!!!
— Право — семь! — скомандовал Лоран. — Прямо — норд!
Все повторили команду лоцмана по-английски. И снова капитан добавил на русском:
— Внимательно...
Судно точно легло на курс, проложенный Стенли Уорреном, и пошло прямо на север.
Пока, слава Богу, все шло по плану. Чарли посмотрел на часы, перевел взгляд на идущий по заливу русский теплоход и прямо с палубы буксира «Торнадо» по радиотелефону дал команду двум вертолетам.
Грохоча двигателями, из-за мыса в воздух стали подниматься два больших вертолета с журналистами и телевидением. Из рулевой рубки «Торнадо» за ними в бинокль наблюдал Стенли Уоррен.
Как только вертолеты набрали высоту над заливом, Чарли снова вызвал их на связь...
В каждом вертолете было по нескольку человек журналистов и телевизионных операторов. И по одному представителю синдиката Фриша.
Сидя в разных вертолетах, сейчас они оба были на связи о «Торнадо». На их крепких шеях были застегнуты обычные авиационные ларингофоны для переговоров друг с другом и внешним миром. На головах — наушники с вмонтированными в них приемно-передающими устройствами с коротенькой антенкой, как у старых мобильных телефонов.
— Как ведет себя лоцман? — спросил Чарли.
— Судя по маневрам судна — нормально, — сказал один.
А во втором вертолете молодой человек, который недавно записывал разговор Анри Лорана с еще живым тогда доктором Краузе, посмотрел сверху на залив, на русский лайнер и остался очень доволен увиденным:
— Все в порядке. После второго ориентира — наш курс.
С пятидесятиметровой высоты ему было хорошо видно, как «Федор Достоевский» четко направляется к тому месту, которое должно стать его могилой...
Один из журналистов подсел к человеку Фриша и, стараясь перекричать шум вертолетного двигателя, спросил:
— Зачем надо было собирать такую армию прессы из-за одного русского корабля? Русские сейчас настолько не в моде...
Парень с ларингофонами на шее сдвинул наушники, чтобы лучше слышать, о чем его спрашивают, и, усмехнувшись, ответил:
— Обыкновенная, недурно оплаченная рекламная шумиха. Русский теплоход впервые в этих краях...
— А вы кто такой? — спросил журналист.
— А я служу в этой фирме!..
— В русской?
— Нет. В рекламной.
Что творилось с пассажирами лайнера, когда «Федор Достоевский» вошел в узкий залив Принцессы Дайяны!
Сказочная красота близких скалистых берегов с одной стороны; буйная, невиданная и неведомая растительность с яркими, совершенно фантастическими цветами с другого борта — с другой стороны залива — поражали воображение самых опытных путешественников!
Они были просто вынуждены то и дело перебегать с левого борта теплохода на правый, меняться местами у фальшбортов, чтобы получше рассмотреть очаровательный заходы в небольшие фиорды, где редкие строения и дома счастливцев, нашедших здесь себе приют, казались декоративными, игрушечными... Эти редкие домики, утопающие в собственном садовом многоцветье, будто спустя много-много лет вдруг сами решили вернуться к приплывшим сюда старым людям — из их забытых и теплых детских снов...
На капитанском мостике «Достоевского» появление вертолетов над заливом всех насторожило.
Капитан переглянулся со старпомом, посмотрел на Анри Лорана, спросил его, показывая на вертолеты:
— Что бы это могло значить, лоцман?
— Не знаю, — пожал плечами Лоран. — Может быть, реклама для телевидения? Или ищут кого то...
И тут старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов, глядя на вертолеты, сказал по русски, ни к кому не обращаясь:
— Ох, блин... Как мне все это не нравится.
— А ты думаешь, я в восторге?! — сквозь зубы сказал капитан, впервые назвав старпома на ты при подчиненных. И вопреки всем международным морским правилам о подаче команд в присутствии иностранного лоцмана на мостике скомандовал не на английском, а на своем — русском языке: — Средний ход!
Лоран чутко уловил моментальную смену ритма работы машин и стал тревожно и испуганно спрашивать:
— Что происходит, капитан?! Что случилось?..
Но капитан ему не ответил. Он смотрел вперед, в сужающийся проход между красным домиком на одном берегу и ретранслятором на другом, где два вертолета неожиданно зависли ровно над тем местом, куда сейчас должен был подойти «Федор Достоевский»...
— Малый ход! — скомандовал капитан. — Старший матрос с биноклем на левое крыло! Вахтенный помощник — на правое!..
* * *
На буксире «Торнадо» Стенли и Чарли держали постоянную связь с вертолетами. Для удобства они включили громкую связь в рулевой рубке и теперь обходились без наушников и микрофона.
Стенли первым заподозрил какой-то сбой в тщательно разработанном плане, однако с показным спокойствием запросил один из вертолетов, висящих над заливом:
— Как на курсе?
И в рулевой рубке «Торнадо» раздалось удивленное:
— Они замедляют ход!.. Они замедляют ход!!! Что делать, парни?
— Ч-ч-черт! Черт побери! — закричал Стенли Уоррен. — Как это «замедляют ход»?!
Но ему никто не ответил. Только Чарли внимательно посмотрел на него, будто увидел его впервые в жизни, и произнес тихо и угрожающе:
— А ведь этот Анри Лоран — на вашей совести, Стенли...
Двухсотметровый русский круизный лайнер водоизмещением почти в двадцать тысяч тонн неотвратимо приближался к тому самому месту залива Принцессы Дайяны, где на подводную скалу недавно едва не напоролся буксир «Торнадо». Но тогда в последнюю секунду Анри Лоран уберег от верной гибели и этот небольшой буксир, и всех, кто в эти мгновения был на борту «Торнадо»...
Он оставил жить на белом свете тех четверых, которых презирал и ненавидел, тех, кто убил его единственного друга и теперь хочет лишить жизни его дочь...
И в надежде на то, что они ее пощадят, он, Анри Лоран, бывший капитан дальнего плавания, лучший и опытнейший лоцман этой райской акватории, сейчас трусливо и сознательно ведет на эти беспощадные подводные скалы огромное судно с тысячью ни в чем не повинных людей...
«Боже мой... Где границы отцовской любви?.. Где тот нравственный Рубикон, который ни в коем случае нельзя переходить, даже ценою жизни близкого тебе существа?.. — проносилось в голове у Анри Лорана. — Мы погибаем, Николь...»
Он видел — на этом русском мостике стоят знающие мореходы, опытные судоводители и они уже заподозрили неладное... А пройдет еще пятнадцать — двадцать секунд, и он будет ими позорно расшифрован...