– Значит, он по жизни хулиган, а я думал, что только по отношению к своей супруге такой невоздержанный. Владимир Дмитриевич время от времени бьет ее.
– За что? Она продолжает ему изменять?
– Вроде бы нет, но он периодически находит повод для того, чтобы показать свое физическое превосходство над женой. От такой «веселой» семейной жизни Лариса Львовна запила и примерно за год превратилась в хроническую алкоголичку.
– Так она пьет?
– Уже нет. Владимир Дмитриевич положил ее в психиатрическую клинику, дабы вылечить от пагубного пристрастия, – сказал дед. – Наркологи у нас хорошие. Пить Лариса Львовна перестала, но фанатично ударилась в религию. Стала посещать церковь, детей окрестила и начала водить их в воскресную школу при Казанском соборе. Стукнуло ей в голову, что сын Сережа должен стать священником. Ни самому мальчику, ни отцу эта затея не нравилась. Но Кудринцева настаивала на своем и даже дочь грозилась отдать в монастырь. Мужнины побои не смогли выбить из Ларисы Львовны это намерение. Она выносила их с христианским смирением. Но вот когда Кудринцева узнала про своего духовника какие-то нелицеприятные факты, то перестала быть истой верующей и вмиг забыла о том, чтобы хотела пристрастить детей к вере. Однако после этого она увлеклась магией, парапсихологией и прочей эзотерической чепухой.
– У нее экстрасенсорный дар случайно не открылся?
– Нет, ничего у нее не открылось, несмотря на то, что она какие-то курсы по обучению то ли экстрасенсорным, то ли магическим навыкам посещала. Но даже осознав, что ни Вангой, ни Джуной ей не стать, Лариса Львовна не утратила интереса к сверхъестественному. Она до сих пор ходит ко всем ворожеям и магам, которые появляются в Горовске как грибы после дождя, в областной центр периодически ездит, чтобы встретиться с тамошними экстрасенсами и колдуньями... Кстати, психотерапией тоже не брезгует.
– Она что же, не работает?
– Нет, ее содержит супруг. Они продолжают жить в одном доме, сохраняют видимость того, что у них нормальная семья, но на самом деле это не так. У каждого из них своя жизнь, тем более дети уже взрослые...
– Ариша, а откуда ты все это узнал? – осведомилась я, когда проанализировала его рассказ.
– Ну мне как раз поведал об этом тот психоаналитик, которого Лариса Кудринцева прилежно посещает вот уже несколько лет. И, между прочим, сегодня в три часа дня она будет у него на приеме.
– У психоаналитика? В три часа? – переспрашивала я, размышляя о том, как можно использовать это обстоятельство.
– Да, вероятно, снова станет плакаться, что у мужа есть другая женщина с каким-то экзотическим именем, – дед застыл в глубокой задумчивости.
– Агнесса? – уточнила я, смеясь.
– Да, точно. А почему тебя это так развеселило?
– Потому что Агнесса – это не женщина, а кобыла. Но Владимир Дмитриевич действительно называет ее любимой. Однако другая женщина у Кудринцева тоже имеется. Мне удалось выяснить, что у него роман с дочерью хозяина конюшни.
– С Мешковой, что ли?
– Ариша, ты ее знаешь?
– Я знаю Игоря Алексеевича Мешкова и в курсе, что у него есть дочь, но с ней лично незнаком.
– Да, мир тесен. А скажи-ка, Ариша, этот Мешков – игрок, да?
– Сейчас уже нет, но персонаж он очень интересный.
– Чем же?
– Прежде всего скажу тебе, – дед уселся поудобнее и продолжил: – Мешков очень скаредный тип. Деньги он любит до безобразия. Играл Игорек в карты не ради самого процесса, не ради общения с интересными людьми, а исключительно ради выигрыша. Если проигрывал, то сразу начинал оспаривать справедливость чужой победы. Поначалу ему даже удавалось убедить всех сидящих за игральным столом в том, что наиболее удачливый соперник – плут или профессиональный катала.
– Шустрый какой! – усмехнулась я. – Как вы его только терпели?
– И в нашей семье, как говорится, не без морального урода. Со временем к его выходкам все привыкли, и они уже не прокатывали. Тогда Мешков взял другую тактику – начинал давить на жалость. Денег, мол, нет, жена больная, дочка маленькая, дайте отыграться, иначе вены себе порежу и кровью здесь все залью.
– И что? Неужели резал вены?
– Нет, обычно ему шли навстречу и давали отыграться. И ведь везло мошеннику – зачастую отыгрывался! Но помню, был и такой случай, – дед с удовольствием ударился в воспоминания, – проиграл Игорек Роме Ковалевскому пятьсот советских рублей. Не такие уж это большие деньги, скажу я тебе, потому как иногда ставки и до десяти тысяч доходили. А за десять штук тогда «Волгу» взять можно было. Но и не маленькие – профессорская зарплата. Мешков, как водится, стал плакаться, что деньги, дескать, были, сторублевыми банкнотами, но их кто-то из присутствующих спер из кармана пиджака, который он неосторожно на пять минут без присмотра оставил. Тогда Рома, щедрая душа, говорит ему – прощу долг, если ты нас всех позабавишь. Ты уж прости, Полетт, расскажу дальше все без купюр...
– Дедуля, неужели все так неприлично было?
– По тем временам это было очень срамно. Это сейчас по «ящику», прости, господи, чего только не увидишь. А моральный облик советского человека был практически целомудренным. Лицезреть обнаженку, кроме как в раздельной бане, нигде не приходилось. Так вот, Рома и говорит ему – выйдешь неглиже на мороз и споешь во дворе во весь голос какой-нибудь куплетик, прощу долг. Так что ты думаешь, Полетт, сделал Мешков?
– Неожиданно нашел деньги, которые завалились за подкладку, – предположила я.
– А вот и не угадала! Дело было глубокой ночью, часика в три. Как ты понимаешь, специализированных заведений, в которых можно было в комфортных условиях просаживать свои деньги, в те годы не было. Играли мы на квартире у этого самого Ромы Ковалевского. Мешков, ни слова не говоря, развернулся и ушел. Удерживать его никто не стал, все решили, что он за деньгами отправился. И вдруг, минут через пять, слышим на улице пение пьяного ямщика. Мы прильнули к окну и буквально остолбенели – Игорек стоит в чем мать родила посередине двора и голосит: ой, мороз, мороз... Мы с ребятами едва со смеху не умерли. А он куплетик спел – и обратно в подъезд забежал одеваться. После этого Игорек с полгода не играл, потом опять втянулся, но ненадолго. Снова проиграл крупную сумму одному заезжему гастролеру по кличке Маститый. Я сам при той игре не присутствовал, но кое-что знаю с чужих слов. В общем, Мешков опять стал юлить, но тот мужик был шибко серьезный и ни на какие уловки не поддавался. Сказ его был простой: проиграл – плати.
– Логично.
– И я про то же, – поддакнул дед. – Игорек понял, что влип капитально, и сунул тому гастролеру в лицо свою сберкнижку. В общем, поутру они пошли в сберкассу, вдвоем без свидетелей. Мешков якобы все, что проиграл, отдал ему сполна. Только вскоре дошел до нас слушок, что в лесопосадках был найден труп неизвестного мужчины с проломленной головой. Лицо изуродовано так, что и не узнать. Но одна особая примета на того гастролера указывала. Была у Маститого на спине татуировка с дамами четырех мастей. Об этом немногие знали, и Мешков, похоже, был не в теме. Вот, Полетт, делай выводы отсюда сама.