Беннетт взглянул на нее с недоумением:
— Вы что, записались в армию?
— Да, хотите верьте, хотите нет. Мне было двадцать лет, и я никогда в жизни не видела ничего подобного. В то время в Израиле все жили и дышали националистическим духом: вот мы, маленькие гордые евреи, противостоим всему миру — и Саддаму, и арабским экстремистам, и я чувствовала себя частью общей идеи. Что, мне надо было возвращаться в Нью-Йорк? Колледж выглядел как-то несерьезно. Поэтому я сама пошла в армию. Кстати, мне там жилось совсем неплохо. Я даже получила звание сержанта. Сержант Херш.
Беннетт не мог представить эту изящную фигурку подтягивающейся на брусьях в мокрой от пота солдатской гимнастерке.
— А что вы там делали?
— Ну, вначале было очень весело — мы патрулировали границы, боролись с терроризмом. Затем это стало настолько привычным, что превратилось в рутину. Знаете, все превращается в рутину, даже если вы рискуете жизнью каждый день, и постепенно чувство опасности утрачивается. Под конец я чувствовала себя обычным полицейским. Но я многому научилась. — Она улыбнулась застенчивой девичьей улыбкой. — Думаю, я единственная женщина в Ницце, которая умеет водить танк.
Беннетт оглянулся по сторонам. Несколько десятков начищенных и отполированных женщин разных мастей и возрастов уже собрались на утренний кофе, чтобы запастись энергией для атаки на магазины.
— Я действительно не вижу никого, кто подходил бы для этой роли, — сказал он. — Это скорее легкая кавалерия Сен-Лорана, до зубов вооруженная кредитными картами. Впрочем, продолжайте. Вы остановились на том, что все же решили не становиться первым генералом-женщиной в истории Израиля.
Анна покачала головой.
— Я не амбициозна. И три года в армии было больше чем достаточно. А в последние несколько месяцев на оккупированных территориях наши солдаты тоже вели себя не лучшим образом. Я никак не могла на это повлиять, но и видеть все это я тоже больше не могла. Меня замучили кошмары. Я просыпалась утром и гадала, сколько изувеченных, искалеченных, взорванных людей мне предстоит сегодня увидеть. К тому же я американка. Это была даже не моя страна. — Он пожала плечами. — Поэтому я просто не продлила свой контракт. У меня были кое-какие деньги, которые я сумела отложить, и поэтому решила не торопиться с возвращением домой, проехать через Европу. — Она поднесла к губам чашку и посмотрела сквозь Беннетта, ни видя его, полностью уйдя в свои воспоминания.
Он не прерывал ее, в молчании ожидая продолжения рассказа.
Наконец Анна тряхнула головой.
— Что же, я решила начать с Венеции. Всегда хотела там побывать. Мои родители провели в этом городе медовый месяц, и я всю жизнь слышала их рассказы о том, какое это чудесное место. Ну вот, я подумала, что неплохо было бы приехать туда и вызвать их, чтобы мы все встретились в самом романтичном городе на земле. Но вместо этого я встретила По, и мне стало не до родителей. А он, кстати, просто подцепил меня в одной из кафешек на площади Сен-Марка.
— О, я сейчас угадаю, как это произошло. Он предложил покатать вас в своей гондоле.
— Ну, что-то вроде этого. Да вы же сами встречали его, знаете, если ему что-то нужно, он горы свернет, чтобы добиться своего. Ну а мне после нескольких лет общения с мужиками, которые ничего, кроме обжимания за стаканом пива, не могли предложить, было приятно такое внимание. Надо отдать ему должное, он умеет поразить женщину. Лучшие отели, частные самолеты, дизайнерские шмотки, цветы, да все на свете. Я пала очень быстро. Гордиться нечем, но это факт. — Она слегка скривилась и передернула плечами.
Беннетт попробовал представить себе контраст между армейской жизнью и золотым коконом, который предложил ей По.
— Да, после танков, наверное, трудно было устоять. К тому же он в своем роде привлекательный мужчина, если, конечно, вам нравятся богатые немолодые выпускники Итона.
Анна оставила последнее замечание без комментариев.
— В то время у него была квартира в Женеве, и мы там обосновались, по крайней мере я. Сам-то По все время был в разъездах, занимался своим бизнесом.
— Каким бизнесом?
— Ну, валютными спекуляциями, недвижимостью — по крайней мере, о них он постоянно говорил. Наверняка были и другие области, о которых он помалкивал. Может быть, торговал оружием. У него слишком много подозрительных друзей для обычного бизнесмена. К тому же многие его друзья — военные или бывшие военные высоких рангов. Генералы. В общем-то он не слишком много мне рассказывал. Я проводила время в его квартире, совершенствовала французский и ждала его приездов. Так прошло несколько лет, а в один непрекрасный день он просто не приехал. Прислал своего лакея с запиской, что все кончено.
— Негодяй! Он хоть объяснил почему?
— О, потом-то все стало ясно — наш По обожает молоденьких девушек. Ну а мне тогда было уже двадцать пять или двадцать шесть, наверное, я казалась ему глубокой старухой. Вот он и обменял меня на товар посвежее. Я слышала, что сейчас он тусуется с какой-то французской шлюшкой. Это так? Вы с ней знакомы?
Беннетт кивнул.
— Шу-Шу. Вот уж кто не в состоянии водить танк. Наверное, вам это было неприятно.
— Господи боже, неприятно! — Она передразнила его британский акцент. — Неприятно?! Нет, дорогой мой, я была на грани помешательства. Я бы своими руками задушила сукина сына. Подумать только, прислать мне записку. Как будто я — просроченная подписка на какой-нибудь долбаный журнал.
— Но я не понимаю, — сказал Беннетт. — Если это было для вас так мучительно, почему же сейчас вы согласились ему помочь?
Она вздохнула и надвинула на глаза солнечные очки.
— Помочь? Ну нет, слова «помощь» и «По» в моем словаре больше не сочетаются. Пятьдесят тысяч долларов — вот причина. Мой папа умер в прошлом году, мама тяжело болеет. Я была моделью, а сейчас работаю в художественной галерее в Сохо, но врачи и лекарства пожирают мои деньги еще до того, как я их зарабатываю. Поэтому, когда По позвонил мне на прошлой неделе и предложил пятьдесят тысяч за несколько дней работы, я согласилась. Он сказал, что моя боевая подготовка может пригодиться, что бы это ни значило. Ну а мне деньги очень не помешают, и поэтому я здесь. Так что это не любовное рабство, а нормальная деловая сделка. — Она допила свой кофе и поставила чашку на стол. — Все, пошли работать.
Беннетт тоже поднялся:
— Есть, сержант, слушаю, сэр. Я пойду обеспечу вам транспорт, сэр. Сверим часы?
Анна надела пиджак и вздохнула:
— О господи, все время забываю, что вы — англичанин, и принимаю вас за слабоумного. Скажите, англичане рождаются с таким чувством юмора или это какая-то зараза, которую они подцепляют в воздухе?
По дороге в Монако Анна задремала, а Беннетт почувствовал, что настроение его стремительно улучшается. Хорошенькие девушки всегда поднимали ему настроение, а если По собирается заплатить этой такую кучу денег, ее подготовка должна действительно чего-то стоить. Правда, она невысокого мнения об англичанах, но после того, как обошелся с ней По, это и неудивительно. Он слишком быстро повернул направо, головка Анны соскользнула и легла ему на плечо, и остаток дороги он провел в приятных мечтах: а что, если не останавливаться в Монако, а рвануть в Италию, поселиться в маленьком отеле на побережье, а уж там он постарается изменить ее отношение к англичанам? Ага, подумал он, а потом в одно прекрасное утро они спустятся к завтраку и наткнутся на Симо, который голыми руками разорвет их на куски и выбросит в океан на съеденье акулам. Бр-р-р.