Похмельное состояние Беннетта уступило место огромному облегчению с легким оттенком головокружения и тошноты. Какое счастье, неужели он сорвался с крючка? Теперь все, что им потребуется сделать, — это поиграть свои роли пару дней достаточно убедительно, не выиграть аукцион и передать дело сыскной полиции мистера По. Голове сразу стало лучше. Надо бы отпраздновать это событие.
Он широко улыбнулся Анне.
— Ну а сейчас, мисс Херш, выслушайте меня. Я знаю, что политика компании не приветствует сближение начальников и подчиненных во внерабочее время, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, полагаю, мы можем пренебречь жесткими правилами, как вы думаете?
Его лицо просто сияло от счастья. Ладно, поживи еще немного без забот, подумала Анна и улыбнулась ему в ответ.
— А что вы конкретно имеете в виду, мистер Беннетт? Хотите устроить офисную вечеринку?
— Обед, мисс Херш, вот что я конкретно имею в виду. — Он спустил солнечные очки на кончик носа и взглянул на нее поверх темных стекол. — Сделайте мне одолжение, хорошо? Наденьте юбку и туфли на каблуках. Мы будем обедать «У Бейкона», и я ручаюсь, что шеф-повар выйдет из кухни, чтобы поцеловать край вашей одежды, настолько он будет потрясен неземной красотой. Серьезно, Анна, обещай, что ты оденешься как нормальная женщина. Ты не пожалеешь — там очень вкусно готовят рыбу.
Они по очереди переоделись в спальне и упаковали вещи. Настроение Беннетта было заразительным, и Анна одевалась с особой тщательностью. Ей вдруг захотелось ему понравиться. Она выбрала короткое кремовое платье без рукавов из чистого льна, перехваченное в талии узким пояском, надела туфли на каблуках и слегка надушила шею и ложбинку между грудей. «Место для поцелуев должно хорошо пахнуть», — вспомнила она старинный рекламный плакат Коко Шанель. Она посмотрела на свое отражение в приглушенном свете ванной комнаты. А она что, хочет, чтобы Беннетт поцеловал ее? Ладно, подумаем об этом потом.
Он уже ждал ее наверху, чистый, умытый, в блейзере и брюках со стрелкой. Он позаимствовал итонский галстук из коллекции По и повязал его на свою лучшую голубую рубашку. Мда, осталось застегнуть ширинку, и хоть на прием к королеве, одобрительно подумала Анна. Она благосклонно кивнула Беннетту.
— Неплохо. Быстро ты пришел в себя.
Беннетт поклонился.
— Да и ты прекрасно выглядишь для сержанта пенсионного возраста.
Беннетт опять поймал себя на том, что рассматривает интересные детали, двигающиеся под ее платьем, особенно когда она, покачивая бедрами, прошла впереди него в холл, а потом нагнулась, чтобы поднять с пола сумочку. Скоро их армейская миссия закончится, подумал он, и тогда он попробует уговорить ее задержаться во Франции. Понравится ли ей в Сен-Мартине? А что Жоржет подумает о ней?
— Все взяла? — спросил он. — Вечером нас ожидает шикарная вечеринка по поводу начала аукциона. Надеюсь, ты не забудешь прицепить свои боевые медали на стратегические места.
Анна открыла входную дверь и оглянулась на него.
— Вперед, солдат, — скомандовала она, — но сначала застегни ширинку. И это приказ.
* * *
Во все времена, по крайней мере насколько помнил Беннетт, ресторан «У Бейкона» на Кап д’Антиб пользовался славой уединенного местечка, где можно было прекрасно поесть, не опасаясь стать предметом внимания со стороны желтой прессы. Здесь собирались люди, которым было интереснее обсудить детали приготовления камбалы, нежели наряд сидящей за соседним столиком знаменитости. Сам ресторан не пользовался славой среди сильных мира сего, это было место, которое французы назвали бы sérioux [53] — изысканные кушанья, официанты, обладающие телепатическими способностями, длинная, тенистая терраса с выходом на море, атмосфера спокойствия и уюта и надолго запоминающиеся счета. Беннетту, как истинному гурману, нравилась уютная обстановка ресторана и идея сосредоточения на еде, а в этот день его настроение еще больше поднялось при мысли о сыщиках По, наверняка сидящих неподалеку в жаркой машине и вынужденных поедать хот-доги.
Он заказал два бокала шампанского и предложил тост.
— За лучшего в мире сержанта.
Анна склонила голову.
— А сколько еще сержантов ты знаешь?
Беннетт пожевал губами, сделав вид, что подсчитывает в уме количество знакомых ему сержантов.
— Не очень много, и всем им приходится ежедневно бриться. Вообще-то я хотел сказать тебе комплимент.
Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно улыбнулись. С минуту они сидели в молчании, улыбаясь и не притрагиваясь к шампанскому, пока дипломатическое покашливание официанта не вернуло их к реальности. Беннетт раскрыл меню.
— Можно кое-что тебе порекомендовать? — спросил он. — Здесь выдают прекрасные слюнявчики для людей, которые, знаешь ли, не всегда себя контролируют. Было бы жаль испачкать такое прекрасное платье.
— М-м-м, я надеялась сдержаться и не пускать слюни сегодня, но ты прав, на всякий случай надо заказать слюнявчик.
— Какая разумная девушка. Еще что-нибудь закажешь?
Их неспешная церемония трапезы началась с бутылки белого вина и равиоли, сделанных из папиросно-тонкого теста, размером не больше почтовых марок. Беннетт смотрел на свою спутницу и недоумевал, как эта девушка, так прекрасно одетая, так хорошо воспитанная, могла одной рукой уложить здоровенного мужчину. Она была совсем не похожа на солдата в юбке, скорее наоборот, принадлежала к кругу людей, подобных По.
— Скажи, — спросил он, — что ты будешь делать, когда получишь свои пятьдесят тысяч?
Анна посмотрела на море, затем перевела взгляд на Беннетта. Его лицо казалось особенно загорелым на фоне белого слюнявчика.
— Наверное, вернусь в Нью-Йорк, — сказала она. — Заплачу врачам, повидаю маму. Расскажу ей о парне, которого встретила во Франции.
— А что ты ей расскажешь?
Анна наморщила лоб.
— Что тут скажешь? Не зубной врач. Не юрист. Не еврей. И к тому же безработный.
Беннетт подтер остатки соуса хлебной корочкой.
— То есть ты хочешь сказать, что этот парень — мечта каждой американки?
— Ну а ты что расскажешь своей маме?
— Не знаю, — сказал Беннетт, — для этого мне сначала придется изловить ее. Она сбежала в самоволку, когда мне было семь лет. С тех пор я числюсь неофициальным сиротой.
Он поведал ей о своих горе-родителях. Анна, может быть, и пожалела бы его, если бы он выказал хотя бы малую толику жалости к себе. Но его рассказ был полон юмористических, нелепых деталей, и временами она не могла удержаться от смеха. Все-таки чувство юмора — большое дело, подумала она, с ним и жить становится гораздо проще. Особенно оно ценно в мужчинах.
Разговор прервался с прибытием официанта, несущего на вытянутых руках горячее. Последующие десять минут Беннетт и Анна завороженно наблюдали, как официант, вооруженный лишь ложкой и специальной вилочкой, с точностью хирурга отделяет мясо рыбы от ее костей, не меняя при этом ее форму. Они принялись за еду, время от времени бросая друг на друга умиротворенные взгляды. Беннетт решил быть поосторожнее с вином, Анна чувствовала, что постепенно проникается атмосферой ресторана.