Жоржет, конечно, попала под перекрестный обстрел любопытных соседей. Она лучше всех знала Беннетта, следовательно, ей должно было быть известно что-то, чего не знали другие. Так оно и было, кейс был тщательно спрятан у нее в подвале под кучей гравия, и она была уверена, что он-то и является той самой украденной драгоценностью. Она закрыла ставни от невыносимого любопытства соседей, заперла на засов дверь и спустилась в подвал, где провела мучительный час, пытаясь подобрать код к замкам дипломата. Боже, как ей хотелось открыть этот секрет! Почему-то она не сомневалась, что ее маленький милорд не мог совершить ничего более существенного, чем мелкое правонарушение, это просто не в его натуре. Но, с другой стороны, омлет не приготовишь, не разбив яиц… Она потрясла кейс, надеясь по звуку определить его содержимое — звяканье старинных монет, например, или бренчание ювелирных украшений, но это содержимое кейса было настолько хорошо упаковано, что не издавало ни звука. Она встала на колени на пол подвала, осторожно уложила кейс обратно в небольшое углубление, сделанное ею в куче гравия, и хорошенько засыпала его. Она опять постарается открыть его, но попозже, когда ей не надо будет каждый раз вздрагивать, слыша шаги за окном. Ну почему люди не могут думать о своих делах и не лезть в чужие?
* * *
Джулиан По не читал газет типа Le Provençal, поскольку предпочитал «Уолл-стрит джорнал». Он не особо беспокоился за маленьких мерзавцев — он же знал, где они находятся. Его люди следили за сигналом радиомаячка в провинции От-Прованс и глаз не сводили с датчика приема. Жерар время от времени звонил ему и докладывал обстановку. Конечно, По уже немного надоело ждать. Если они не сдвинутся с места до темноты, он прикажет Жерару взять их и привезти к нему. Обычно По не любил доводить дело до физической расправы, оставляя ее на крайний случай, но сейчас его терпение было на исходе. Наверное, следует оставить Беннетта наедине с Симо на несколько часов, а уж Симо выбьет из него всю информацию, которая потребуется. Незаменимый человек этот Симо. В любом случае завтра в это время у него будет и кейс, и деньги. По удовлетворенно вздохнул — так вздыхает ученый, который только что нашел изящное решение сложного уравнения, — и стал думать о мести Туззи. Этот мерзавец тоже заслужил хорошую порку.
* * *
В аэропорту Манделье вертолет встречали две полицейские машины. Узников перегрузили в одну из них и повезли в Канны. Водители на шоссе послушно освобождали проезд ревущей полицейской машине, двигающейся на полной скорости с включенной мигалкой. Анна и Беннетт, все еще в шоке от того, с какой быстротой они превратились в официальных преступников, а также от вооруженного конвоя, приличествующего скорее личным помощникам Осамы бин Ладена, нежели мелким воришкам, сидя на заднем сиденье, сцепили руки в ожидании самого худшего. Им казалось, что их везут на лобное место.
Их ввели в комнату, которую сотрудники иронически называли «приемной» главного полицейского отделения в Каннах, — прямоугольную, с минимумом мебели, серыми стенами и зарешеченными окнами — и «зарегистрировали». «Регистрация» заключалась в том, что у них вывернули карманы и взяли отпечатки пальцев, не глядя в глаза и опять-таки не говоря ни слова, словно они были последними человеческими отбросами. Сержант, сидящий за столом, сорвал со стены плакат с их изображением, смял его и небрежно швырнул в корзину для мусора. Еще одна охота окончилась удачно, еще одно дело раскрыто.
Капитан Бонфис в синих джинсах и белой рубашке с расстегнутым воротом вошел в комнату через заднюю дверь и встал, глядя на арестованных с гримасой отвращения. Ну и кретины! Если уж им так захотелось быть пойманными, почему не сделать это во время рабочей недели? Но нет, надо попасться в субботу и испортить ему все выходные. Он раздраженно махнул им рукой, повернулся и повел их по коридору к офису Моро.
* * *
Моро всегда гордился тем, что он мастер перекрестного допроса. За многие годы службы и за тысячи часов, проведенных за выуживанием информации из преступников разных видов, уровней и калибров, за тщательным отделением правды от лжи, за выбиванием признаний, он выработал особую технику и довел до совершенства ритм и манеру ведения допроса, а также отточил свою и так неплохую наблюдательность. Инстинктивные сжимания и разжимания рук, неожиданно расширенный зрачок, непроизвольное подергивание глаза или изменение положения тела иногда могли сказать ему больше, чем обычные слова. Он воспринимал допрос как шахматную партию, в которой на первый взгляд несложные и ничем не угрожающие ходы загоняли преступника в угол, из которого ему было некуда деваться. После этого он ставил преступнику мат. Ему нравилось проводить допрос неторопливо — жаль только, что придурок Бонфис никак не обучится этому искусству. Бонфис сидел за тем же столом с раскрытым блокнотом и ручкой наготове. Да, думал Моро, качая головой, этот годится только на то, чтобы орать и выкрикивать угрозы, — у него на лице написано, что строить планы и сидеть в засаде он не в состоянии.
Моро медленно перевел взгляд на молодую пару, сидящую напротив. Симпатичные, ничего не скажешь, а девушка так просто хорошенькая, но видно, что они уже устали — глаза потухшие, углы губ опущены. Очень хорошо, значит, можно начинать работать. Он вытащил изо рта трубку и улыбнулся.
— Итак, мистер Беннетт, больше у вас нет «ролс-ройса»! Сочувствую.
Беннетт, конечно, не знал, чего ему ожидать, но от этого утверждения пришел в полное недоумение.
— Какого еще «ролс-ройса»? — Его губы слиплись, в горле пересохло, и поэтому голос звучал хрипло. — Что еще за «ролс-ройс»?
Древком трубки Моро указал на предметы, разложенные на столе: паспорта, кредитки, наличные деньги и ключи от машины, на которых болтался потертый кожаный брелок с эмалевой символикой «ролс-ройса».
— А, это. Это просто подарок друга из Лондона. Я его давно ношу.
Моро повернулся к Анне, и его лицо приняло доброжелательное, участливое выражение.
— Мадемуазель, я выражаю вам свое искреннее сочувствие. Как я понимаю, ваша мать серьезно больна.
Анна почувствовала себя именно так, как замышлял Моро, — сбитой с толку, потрясенной.
— Откуда вы знаете?
— У нас есть телефоны. И мы дружим с полицией Нью-Йорка. В наше время так просто получить информацию, наш мир как будто съежился. Это называется глобализация, я полагаю. Сейчас у людей не осталось ничего личного, ничего, чего нельзя было бы выяснить. Это просто ужасно, правда, Бонфис? — Моро вопросительно взглянул на своего подчиненного.
Заткнись и продолжай допрос, помпезный старый индюк, подумал Бонфис. Но вслух сказал:
— О да, шеф, как вы правы. Это действительно ужасно.
Моро вдруг заинтересовался своей трубкой — он начал выскабливать ее странным предметом, напоминающим узкую ложечку, и тщательно вытрясать обгоревшие остатки табака в пепельницу, потихоньку продувая при этом трубку через мундштук. В комнате было очень тихо, слышались только свистящие звуки, издаваемые Моро. Бонфис безмолвно скрежетал зубами. Анна и Беннетт обменивались недоуменными взглядами. Это для такого спектакля их везли в Канны — смотреть, как старый инспектор полиции чистит свою старую трубку? Беннетт кашлянул, но Моро проигнорировал его и стал набивать трубку свежим табаком, который он аккуратно вынимал из небольшого кожаного мешочка.