Я всегда наблюдаю за ними с интересом. Мужчины пожимают друг другу руки, а дамы слегка касаются щеками, но во всех этих телодвижениях нет и следа того, что я называю информативным физическим контактом. Они сгибаются в районе талии, подпрыгивают и кивают, но, по сути, это им ничего не дает. В их приветствиях отсутствует настоящее содержание. Как, скажите, пожалуйста, можно узнать что-нибудь интересное, если вы касаетесь ладонями, находясь друг от друга на расстоянии вытянутой руки, или едва задеваете одна другую сережками?

Мой метод приветствия выгодно отличается от всех этих ужимок искренней сердечностью, а кроме того, он очень познавателен. Уже на подходе я начинаю энергично махать хвостом. Это подбадривает робких, создает теплую обстановку и подготавливает почву для более интимного знакомства, заключающегося в обнюхивании центральной части гостя. Тут я хочу обратить ваше внимание на то, что мой рост дает мне возможность осуществлять его без всяких унизительных и угодливых скачков, во время которых собака становится похожей на мохнатый мячик-попрыгунчик. Итак, я решительно тыкаюсь носом в паховую область гостя. Дамы в такие моменты обычно ахают и взвизгивают, а мужчины стараются делать вид, что это просто еще один забавный деревенский обычай. «Мальчик есть мальчик», — бормочут они или испуганно справляются, не кусаюсь ли я.

Должен признаться, что время от времени я испытываю сильный соблазн пустить в ход зубы — особенно если меня называют Бобиком или проливают мне на голову джин. До сих пор мне удавалось сдерживаться, но думаю, что такой день когда-нибудь наступит. Рано или поздно всякому терпению приходит конец.

Первичное исследование занимает всего несколько секунд, но дает мне массу материала для анализа этнических различий. Сегодня, совершая обход, я обнаружил, что к нам явились представители нескольких стран, и задумался о том, насколько личный букет каждого соответствует национальным стереотипам.

Вот Джереми, идеально вписывающийся в общепринятое представление об англичанах. Он пахнет сыростью и чуть отдает хересом, старым твидом и не справившимся с задачей шампунем от перхоти. Несмотря на теплый вечер, на нем плотные брюки, напоминающие об осени и бродящих по лесу охотниках. Он называет меня «милым мальчиком» и искренне огорчается, когда я отхожу от него к следующему гостю.

Жюль и Джим, торговцы антиквариатом из нашей деревни, как обычно возбужденно болтают и подпрыгивают.

От них, как и от большинства моих соотечественников, исходит острый, пикантный запах: смесь пронзительного одеколона с отголосками чересчур острого ланча. Чеснок, разумеется, а также анчоусы, черный перец и совсем слабый привкус аниса и лакрицы от выпитого за завтраком пастиса. Комбинация, которая заставляет меня чихнуть прямо на их белые сандалии.

Юная Линда и ее сестра Эрика из Вашингтона пахнут так же, как все американцы. Они напоминают мне свежевыстиранные рубашки, с которыми я однажды немного поиграл со скуки. Еще от них слегка припахивает средством для полоскания рта. Мне не нравится этот гигиенический букет, и я обычно не завожу тесных контактов с американцами. К тому же мне кажется, они рассматривают меня как серьезную угрозу своему здоровью.

И наконец, почтенный Ангус, старый друг Дирекции, прибывший из Шотландии. Я не оставляю надежду, что однажды он заявится к нам в килте и с отороченной мехом сумкой через плечо, но сегодня, к сожалению, он опять облачился в вытертый вельвет, пропахший пролитым виски, бордер-терьерами и сигарным пеплом.

Вот и все персонажи сегодняшнего спектакля. Интересно, дойдет ли этим вечером дело до ругани и оскорблений действием? Надеюсь, что да — я уже давно заметил, что, когда кипят страсти, вкусные куски падают на пол гораздо чаще.

Протрещав около часа, гости по команде хозяйки двигаются в столовую, а я, перед тем как отправиться под стол, успеваю доесть канапе, которые какая-то добрая душа оставила для меня на ручке кресла, и поразмышлять над поразительным ароматическим разнообразием населения нашей планеты. В настоящий момент я с нетерпением жду встречи со своим первым австралийцем.

Как я позировал

У людей имеется множество самых странных причуд — у взять хотя бы диеты, танцевальные залы, коллекционирование марок или трогательную веру в возможность заработать на акциях, — но одна из самых необъяснимых — это нежелание наслаждаться теми радостями, что дает нам прогулка. По крайней мере раз в день мы с Дирекцией отправляемся в лес на поиски приключений и здоровой физической нагрузки. Эго очень любезно и предусмотрительно с их стороны, хотя, честно говоря, иногда я предпочел бы спокойно поваляться на коврике у камина. Но им, судя по всему, эти прогулки доставляют огромную радость, и потому я тоже изображаю энтузиазм. В конце концов, лес у нас большой, и я вовсе не хочу, чтобы они в нем заблудились.

Все эти годы меня не переставала поражать их странная безынициативность во время этих вылазок на природу. Знай себе топают по тропинке — ничего не обнюхивают, не бегают кругами, не гоняют птиц, не орошают стволы деревьев, не сидят в засаде, ничего не отрывают и не зарывают, не демонстрируют ловкость, прыгая с камня на камень. Я пытаюсь за-разить их личным примером, но они изо всех сил сопротивляются дрессировке. Возможно, тут дело в возрасте. Говорят ведь, что старого человека не научишь новым трюкам.

Так вот, именно во время одной их таких прогулок и произошла встреча, давшая начало моей недолгой карьере в мире искусства. Расскажу о ней хотя бы ради того, чтобы напомнить вам старую истину: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Мы поднялись довольно высоко по склону, и Дирекция, как всегда, тащилась далеко сзади, когда я услышал впереди какой-то треск. В надежде, что его производит кролик, я бросился вперед, продрался через кусты и, к своему разочарованию, обнаружил за ними человека, к тому же очень хорошо мне знакомого. Это была Элоиза, художница, которая будто призрак бродила по прогалинам и фотографировала сучки. На ней был характерный наряд акварелистки: струящиеся одежды, сандалии из вышитых ремешков, такой же ремень фотоаппарата и живописная шляпа. Надо полагать, она искала в лесах вдохновение, которое, по моим сведениям, вот уже несколько лет пряталось от нее. Меня художница встретила радостными возгласами.

«Ах, c'est magnifique! [26] — ворковала она. — Не двигайся! Оставайся там — в рамке зелени, словно один из образов „Таможенника“ Руссо. Каков sauvage!» [27]

Не замолкая ни на минуту, она вытащила камеру и сделала фотографию. Помню, к уху у меня пристал обрывок дикой жимолости — вероятно, именно это ее так и возбудило. Чудные они люди, эти художники.