Рейзо несколько раз моргнул и, кажется, понял:
— Действуй!
Прежде чем он договорил, крышу большого хозяйственного шатра охватило пламенем; огонь лизал воздух, как будто желая найти что-нибудь еще. Облегчение, испытанное Энной, было таким огромным, что ей захотелось то ли зарыдать, то ли расхохотаться вслух. Напряжение в груди ослабло, руки перестали дрожать, и девушка глубоко вздохнула, чувствуя себя чище.
— Вон там! — крикнул Финн, показывая на огонь.
Он несколько часов подряд тренировался произносить эти два слова, стараясь подражать интонациям тирианцев, как он их себе представлял. Похоже, ему это удалось. Множество солдат помчались туда, куда указывал Финн.
Энна чувствовала, что может поджечь что-нибудь еще. Их явно никто ни в чем не заподозрил, а во втором поджоге безусловно был смысл, так что Энна позволила себе это. Свобода возбуждала. Энна нашла другую цель, подальше от дороги, чтобы это выглядело так, будто огненная ведьма пустилась в бега. Стог сена, прикрытый сверху промасленной тканью, начал дымиться и потрескивать.
— Там! — вскрикнул Финн, показывая на стог.
Снова послышались крики, и солдаты бросились к новому очагу огня. Рейзо с трудом сдерживал улыбку.
Далеко впереди Энна заметила сложенные в пирамиду бочонки с вином и с восторгом обнаружила, что пустота в ее груди расширилась, готовая принять больше тепла.
— Вон… — начал было Финн, но вовремя остановился.
От волнения он чуть не подал сигнал тревоги раньше, чем Энна пустила огонь. Энна с усмешкой оглянулась на него и стремительно швырнула жар в винные бочонки. От взрыва окружающие их белые шатры покрылись пурпурными пятнами, словно кровью какой-то огромной твари. И наконец-то огонь внутри Энны насытился, жар, давивший на кожу, растаял.
— Вон там, — на этот раз уверенно произнес Финн.
— Где? — Какой-то перепуганный солдат подскочил к Финну и схватил его за лодыжку. — Что ты видишь?
— Там! — крикнула Энна, показывая в сторону бочонков.
Солдат умчался, на ходу вытаскивая из ножен меч. Рейзо прикусил губу.
Они проскакали по периметру лагеря, как будто пытаясь отыскать сбежавших преступников, а потом повернули на север и умчались во весь опор. Мили через три они позволили лошадям замедлить шаг и начали хихикать.
— Вон там! — произнес Рейзо с подчеркнутым тирианским акцентом, показывая вперед.
Финн глянул налево, направо и снова налево, быстро, как птица, поворачивая голову.
— Где? — с притворным ужасом спросила Энна. — Ты что-то видишь?
— Вон там! — повторил Финн, тщательно выговаривая каждый слог и с недоуменным видом тыча рукой в воздух.
Они расхохотались, хватаясь за седла, чтобы не свалиться на землю.
— Я так скучала по тебе, Финн, — неожиданно сказала Энна.
— Да и я тоже, — ответил он, расцветая своей замечательной, широкой, добродушной улыбкой.
Когда они вернулись к месту своей стоянки, было еще довольно светло. На радостях Энна попыталась зажарить белку прямо на дереве, но от мяса воняло горелой шерстью.
— Видно, пора остановиться, — сказала Энна, бросая несъеденное в костер, и огонь жадно сожрал остатки.
Вместо этого они поужинали двумя белками, сбитыми Рейзо из пращи. Вкус жареного мяса, успех вылазки и звук смеха Финна и Рейзо отзывались в груди Энны тихо бурлящим удовлетворением. «Огонь может быть отличной штукой», — думала она, удивляясь, почему ей это не приходило в голову раньше.
Потом они сидели, глядя на костер, — огонь всегда притягивал к себе, когда остальной мир погружался в темноту, — и пересказывали друг другу истории, услышанные от Изи в давние дни работы на скотном дворе в Столице. Каждый рассказал свою любимую: Рейзо — о воине, чья матушка искупала его в своей собственной крови, чтобы сделать невидимым; Энна — о девушке, которая соткала на своем станке ткань из живых животных и улетела на ней в те края, где впервые родилась музыка; Финн — о человеке, который так полюбил некую пленницу, что его сердце разбилось, вылетело из груди и каждый день пело ей песни сквозь зарешеченное окно.
Пока он говорил, Энна смотрела на костер, и ей казалось, что она видит как наяву лицо женщины, которая слушает песню, набираясь храбрости для побега из темницы и понимая, что крылья этой птицы выросли из двух половинок разорвавшегося сердца мужчины. А потом женщина следом за птицей отправилась к тому мужчине, нашла его мертвым и умолила сердце вернуться в тело, поклявшись любить этого мужчину так же, как он любил ее… Энна посмотрела на Финна. Насколько она помнила, конец истории Изи был вовсе не таким славным, но Финн, похоже, придумал собственный вариант.
Вместе с ночью явился и зимний морозец. Светлые воздушные снежинки падали в костер, как хлопья легкого пепла, и мягко, нежно шипели. Рейзо встал и потянулся.
— Пошли в палатку, Финн, — сказал он. — Там, конечно, тесно, зато уютно, а мне не хочется выкапывать тебя утром из-под снега.
— Соглашайся, Финн, — подхватила Энна. — Не мне же одной страдать из-за храпа Рейзо! Он хрюкает, как полный загон сердитых поросят!
Рейзо толкнул ее в плечо и заполз в палатку. Финн замялся, посмотрел на Энну и кивнул.
Среди ночи Энна проснулась. Она лежала на боку лицом к Финну, хотя почти не могла рассмотреть его в темноте. Но она ощущала его дыхание, касавшееся ее лба в мягком ритме вздохов. А разбудила ее рука Финна, легшая на ее волосы. Но юноша тут же убрал руку, и Энне показалось, что ее голова опустела, лишившись его прикосновения. Прежде она даже не представляла, каково это, — лежать рядом с ним, чувствовать его тепло и ощущать себя надежно защищенной и довольной. Сердце Энны ударилось о ребра, и она вгляделась в темноту, пытаясь понять, не проснулся ли Финн и если да, то как он смотрит на нее.
Внезапно Энна заметила, что сдерживает дыхание. Она старательно задышала и издала слабый стон, чтобы Финн подумал, что она спит.
Финн еле слышно произнес:
— Все, чего я когда-либо хотел, так это быть рядом с тобой.
Он перевернулся на спину и сонно вздохнул.
Энна лежала неподвижно. Все ее мышцы, от пяток до лба, застыли от страха, что Финн может коснуться ее — или что он этого не сделает. Сердце оглушительно колотилось. Энна задохнулась от боли, заметив вдруг, что она набрала в грудь тепла и удерживает его. Ее ум начал лихорадочно искать, куда бы выпустить это тепло. Отыскав почти угасший костер, Энна швырнула в него жар сквозь неплотно закрытое полотнище палатки. И в короткой вспышке света увидела Финна. Он подсунул руку под щеку. Его глаза были закрыты, ресницы касались щек. Он чуть заметно улыбался.
Огню нечего было сожрать, кроме остатка углей, и он быстро умер. Из-за внезапного исчезновения света тьма стала еще более абсолютной, и теперь Энна не видела даже очертаний тела Финна.