– Невероятно… А знаете, я только что посмотрел вашу запись в Интернете.
Вот она, катастрофа! Элиана забыла про запись в Хакинг-клубе! Это конец… однако голос Менантро все так же безмятежен:
– Да, мне переслали запись последней вашей передачи. Я нахожу ее великолепной, дерзкой.
Элиана облегченно вздыхает. Менантро не видел пиратскую съемку.
– Впрочем, я ведь вам говорил: я решительно уважаю независимость моих сотрудников.
Судорога, сведшая желудок журналистки, проходит. Какой, интересно, приговор последует за этими комплиментами?
– Неприятность в том, что в дирекции корпорации я чувствую настороженность. Крайне досадно, что эта женщина умерла. Полагаю, нам придется… временно… приостановить эту передачу, чтобы отточить концепцию.
Что делать – протестовать, отказаться? Элиана не решается выразить какую-то реакцию. Внезапно на нее накатывает почтение к иерархии, напоминая, что надо подчиниться, спасти двести пятьдесят тысяч евро, которые она еще не получила. Но, набравшись смелости, она лепечет:
– И все-таки… Это может ударить по моей репутации. Мы только что с шумом начали этот цикл передач. Возникнет впечатление, будто меня наказывают за ошибку.
– Да вовсе нет! Найдем убедительный предлог, и месяца через два вы вернетесь, усилив свои позиции. Именно об этом я просил директора канала. Кстати, Ольга должна связаться с вами, чтобы предложить возмещение. Stock-option. В общем, что-нибудь приятное.
Он хочет сейчас дать ей деньги! Сиприан прав: это абсурдный мир. Элиана, обретя некоторую уверенность, отвечает:
– Что ж, если вы считаете, что это будет в интересах ВСЕКАКО… Но мне бы хотелось, чтобы вы публично выразили мне свою поддержку.
– Разумеется. Обещаю.
– У меня даже есть на этот счет предложение…
– Элиана, говорите, что я могу сделать для вас?
– Ну, например, вы могли бы принять участие в одной из передач цикла «Бунтари» в феврале.
– Прекрасная мысль! Я посмотрю, что смогу сделать. Пришлите мне ваши вопросы. И главное, не забывайте «Rimbaud Project». Надо бы организовать большой публичный показ, по-настоящему провокационную выставку современного искусства, что-нибудь авангардное, чтобы поднялся шум. Дорогая Элиана, подумайте над этим.
– Я подумаю.
– Мы скоро увидимся. До свидания!
– До свидания, господин президент.
Элиана какое-то время еще топчется в слякоти на тротуаре, сжимая в руке трубку. Она пытается заглянуть в будущее, решив, что в худшем случае сможет, прежде чем вернуться на канал «Франс-3 Пикардия», продержаться на пособии по безработице. Но тут же обрадованно спохватывается: ведь скоро она будет богатой – и решает, что ведет при пособничестве Сиприана очень ловкую игру. И вдруг Элиана вспоминает о сыне Артюре. Занятая своими делами, она уже некоторое время практически не уделяет ему внимания. Когда утром они встречаются за завтраком, она едва успевает поговорить с ним, убеждая себя: Артюру нужна независимость, свобода, – словно пытаясь оправдать свое отсутствие в доме. А ребенку необходимо, чтобы с ним говорили, ему надо материнское тепло. Мысль, что нужно заняться Артюром, вырывает ее из подавленного состояния. Она заходит в мясную лавку и покупает большой антрекот, чтобы дома поужинать вместе с ним…
– Ты здесь, сыночек?
В глубине коридора горит лампа. Но в квартире тишина.
– Ау! Артюр, мальчик мой!
Элиана открывает дверь в комнату сына и вскрикивает.
Артюр валяется на паласе рядом со включенным компьютером. Возле клавиатуры – пустые бутылки из-под пива, полные пепельницы, из которых торчат окурки самокруток. Мальчик лежит на полу, страшно бледный, и бормочет:
– Мне нехорошо, нехорошо…
Перепуганная Элиана склоняется над сыном. Оправдываясь, Артюр невнятно бормочет, что только что перешел «на высший уровень». Одурманенный алкоголем и марихуаной, он в конце концов повисает у матери на шее, и она поднимает его, ставшего для нее уже слишком тяжелым, и тащит к кровати, умоляюще говоря:
– Артюр, сыночек, что же ты делаешь! В каком ты состоянии!
Она укладывает его на простыни и гладит по голове:
– Знаешь, я ведь тоже когда-то, бывало, покуривала косячки. Но мы это делали в компании, с друзьями, чтобы возбудиться. Почему ты сидишь в одиночестве, с этими чудовищными играми? Разве я тебя этому учила?
Оставив Артюра на кровати, она выносит в кухню пивные бутылки и пепельницы. Возвратясь в комнату, она испытывает внезапный приступ ненависти к этому светящемуся экрану и, не зная, как погасить его, выдергивает вилку из розетки. Потрескивание жесткого диска прекращается.
Артюр жалобно кричит:
– Мама, не надо, я потеряю все данные…
Элиана чувствует, как в горле поднимается спазматическое рыдание. Это слишком, слишком… Она опять садится рядом с сыном, ласково берет его руку и не отпустит ее, пока он не заснет.
Идея с диваном психоаналитика привела Ольгу в бешенство. Она верила в существование нормального поведения главы фирмы, поведения, исключающего как юмор, так и эксгибиционизм. Но Менантро, которого поддерживал его советник по связям с общественностью, похоже, идея эта понравилась. Его уже категорически не устраивала роль банального руководителя фирмы, занятого только делами. Взяв за основное правило оригинальность, он хотел сделать каждое свое появление на экране произведением искусства. Так что, лежа на диване во время беседы с Элианой Брён, он представил бы – на принадлежащем ему канале – свой воображаемый, интимный и гуманный портрет, тем самым утверждая свою веру в «новую экономику».
Элиана практически не сопротивлялась. Озабоченная тем, чтобы доказать свою независимость, она, как утверждала уже не первую неделю, совершенно не думала ни о какой специальной режиссуре интервью с Менантро. Патрону не пришлось слишком сильно настаивать.
– Поверьте мне, от слишком серьезного интервью возникнет ощущение, что вы мне подыгрываете. А если добавить немножко юмора, мы сразу перетянем зрителей на нашу сторону.
Журналистка принимала каждое его дружеское предложение и заранее послала ему свои вопросы.
Экстравагантное поведение Менантро воспринималось в финансовых кругах все с большим неудовольствием, и это могло сыграть на руку Ольге, но она в то же время должна была служить неким предохранителем, чтобы не дать поставить ВСЕКАКО совсем уж в смешное положение. Она порекомендовала ПГД быть как можно сдержанней и поехала вместе с ним на запись в телестудию. В гримерной советник по связям, не выпуская окурка сигары изо рта, изрекал свои обычные благоглупости: