— Давайте! Давайте! Ты, учитель! Становись на шпаклевку! Армен, обдирай старые обои! А ты, хохол, валиком красить будешь! Давайте! Поехали! Маргарита, освобождай стол! Уноси все, а то они тут до завтра будут сидеть!
Все послушно принялись за работу.
А поезд № 97, гудя тепловозным гудком, катил тем временем от Урала на запад сквозь желтеющую к осени тайгу.
В общем плацкартном вагоне семилетняя Катя, украшенная розовым бантом, уже разложила на нижней полке три свои куклы и плюшевого зайца и села полдничать со своей 50-летней бабулей. На полдник были крутые яйца, хлеб с маслом и чай из термоса.
Напротив них, на двух противоположной полках расположились ехавшие из Челябинска 35-летняя мать с 12-летним сыном. Мать разгадывала кроссворды, поминутно спрашивая у сына про «город на юге Франции из семи букв» или про «бой быков из шести букв», а сын, читая «Гарри Поттера», отвечал ей, почти не задумываясь и, конечно, презрительно поглядывал на Катю с ее куклами.
Поглядев на мужчин, которые принялись шпаклевать и красить стены, Маргарита понесла на кухню остатки трапезы. Альбертович пошел за ней, но она остановилась:
— Не подходите!
— Не подхожу, не подхожу, — сказал он. — Ты сюда дверь хотела навесить. Где она?
— Дверь на балконе, под ковром.
— Учитель! — позвал Альбертович, направляясь к балкону. — Иди сюда!
Но Илья не отозвался.
Альбертович попытался вытащить дверь из-под прогнившего ковра и ящиков с пустыми бутылками, но ему это не удалось, и он снова позвал Илью:
— Ну, иди сюда, сержант! Помоги!
Илья подошел:
— Я не понимаю, почему ты меня цепляешь?
— Давай снимем эти ящики.
Вдвоем они сняли с ковра тяжелые пыльные ящики.
— Ничё я не цепляю, — примирительно сказал Альбертович. — И вообще, у меня была одна жидовочка — такое со мной творила! Особенно в партере! Бесконечно! Даже по утрам! Я бреюсь, а она станет на коленки и… Сердце останавливалось, сука буду! А по ночам… У нее там чё-то так сжималось, так сжималось! Помпа! Не, наши так не могут! Но уехала, сука, в Америку! Может, вернется, как думаешь?
— Не вернется, — жестко отрезал Илья.
— Но ты же вернулся.
Илья усмехнулся:
— Я ж не к тебе вернулся.
— А ко мне, ты считаешь…
— А к тебе ни одна баба не вернется.
— Это еще почему? Давай, потащили ковер…
Помогая оттаскивать свернутый в рулон ковер, накрывающий дверь, Илья сказал:
— Как по-твоему: почему в Армении, практически, нет никого, кроме армян. Арсен, я не прав?
— Ну, в общем, прав… — подтвердил Арсен.
— Почему? — спросил Альбертович.
— А потому что армяне, — сказал Илья, — своих баб так любят, что им другие мужики не нужны. А вы так умеете любить? Вот ты кого любишь? Конкретно?
— Ну, мало ли…
— Вот именно, что «мало»! А вот если бы вы своих баб много любили… Первые евреи в России знаешь, когда появились? В Киеве в 941 году. Хазары, торговцы. И уже через год там такое началось! Киевский князь издал указ — чья жена будет замечена, что «бегает до жидов», тот десять гривен в казну должен штраф платить. Вот если бы сейчас был такой закон, как думаешь, сколько в госбюджете денег было бы?
Альбертович не ответил, а, опустив свой край двери на пол, подошел к Илье.
— Вот сколько! — и сильнейшим ударом сшиб Илью на пол.
Но Илья тут же вскочил и бросился на Альбертовича.
— Убью!..
Драка началась нешуточная, и по ходу ее со стола полетела посуда, вдребезги разлетелась пивная бутылка и тарелка с какой-то закусью.
Все, конечно, бросились их разнимать — Маргарита повисла на Илье, Василий и Арсен — на Сергее Альбертовиче.
— Пустите! — рвался окровавленный Альбертович. — Я его удавлю, гада!
— Илюшенька, не надо! — кричала Маргарита, вися на Илье, у которого кровь капала с разбитой губы.
— Та почэкайтэ вы оба! — просил Василий.
— Все! Все! Успокоились! — распоряжался Арсен. — Маргарита, йод! Йод давай!
— Да нету йода! — запаниковала Маргарита. — Боже мой! Кровь!
— Тащи самогон! — приказал ей Василий.
Держа рукой кровоточащий висок, Альбертович кричал Илье:
— Сука, ты за это ответишь! У меня депутатская неприкосновенность!
— А у меня двойное гражданство! — отвечал Илья.
Маргарита сбегала на кухню за самогоном, смочила им салфетку, приложила к виску Сергея Альбертовича. Альбертович взвыл от боли, выхватил у Маргариты бутыль, хватанул прямо из горла.
— Ох ты! Хорош! — выдохнул он.
— А мэни? — потребовал Василий.
Маргарита налила Василию в стакан, он выпил и крякнул от удовольствия.
— Попробовать, что ли? — сказал Арсен.
Маргарита налила и Арсену, тот тоже выпил и сказал:
— Не коньяк, конечно, но…
Илья молча протянул руку с пустым стаканом. Маргарита налила, посмотрела, как он выпил, и решилась:
— Тогда и я…
Выпила и аж задохнулась:
— О!.. Ой…
— Рита, а где твоя гитара? — спросил Илья.
— Нет у меня гитары, Илюша, — горестно сообщила Маргарита. — Давно уже…
— А, правда, ты ж на гитаре играла, — заметил Альбертович. — Я помню…
— И я тэбэ за твою гитару покохав, — вспомнил Василий.
— Я тебе подарю гитару, Рита, — сказал Арсен. — Самую лучшую гитару подарю!
— Опять начинается — «Я», «Я»! — возмутился Альбертович. — МЫ подарим! Понял, Армен? Скинемся и подарим. Скинемся?
— Конечно, — сказал Илья.
— А тебя не спрашивали, — бросил ему Альбертович.
Но Илья пропустил это мимо ушей, он уже пел, подойдя к Маргарите:
— Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…
— Струна осколком эха, — подхватила Маргарита, увлекая Илью в танец, — пронзит тугую высь…
Вальсируя, они пели уже вдвоем:
— Качнется купол неба большой и звездно-снежный…
— Как здорово, — вступил Василий, — что все мы здесь сегодня собрались…
Альбертович, с ненавистью глядя на Илью, налил себе еще самогона.
Продолжая танцевать, Маргарита крикнула:
— Давайте! Все! Качнется купол неба большой и звездно-снежный…
И все, кроме Альбертовича, запели хором: