— Я знаю! В третьем бараке живет Кисимото, шахтер с Южной шахты. Он до армии рисовал на шелке для кимоно!
Кисимото охотно согласился разрисовать стены, но где взять краски?
Юдзи пошел в штаб, сказал Тане и Шуре:
— Девушки, вы не можете помочь нам с красками? Я не хочу обращаться к этой просьбой к подполковнику Антоновскому, он и так для нас столько сделал! Он может сказать, что мы, японцы, совсем обнаглели, требуем настенную живопись в своих бараках!
Таня посмотрела Юдзи в глаза, и вдруг глаза ее наполнились слезами, она чуть не заплакала.
— Я не знаю, как вам помочь, Ёкояма-сан. Яоченьхочу вам помочь, но не знаю как…
— А я знаю, — сказала Шура. — Вы, Ёкояма-сан, читали Пушкина?
— Конечно, читал, еще в университете. «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» — И Юдзи посмотрел на Таню.
— Нет, Ёкояма-сан, не это, — засмеялась Шура. — «Не печалься, ступай себе с Богом!» Будут вам и цветные краски!
И действительно, буквально назавтра ефрейтор Муров, кладовщик, принес Юдзи сразу несколько банок цветных красок и даже кисточки.
И Юдзи понял наконец значение русского выражения «шуры-муры».
А Кисимото с воодушевлением взялся за работу.
Когда подполковник Антоновский во время очередного обхода лагеря зашел в барак, он просто замер на месте:
— Вот это да! Настоящая выставка! Эй, кто у вас японский Репин?
Норма, производственная норма! Какую важную роль играют эти слова в жизни советского народа! Практически вся жизнь зависит от этих слов. Снабжение продуктами и топливом, распределение одежды и других благ — все нормировано в СССР и связано с тем, как человек выполняет свою производственную норму.
Интересно, что, с одной стороны, советские люди обожествили это слово, а с другой — возненавидели его как исчадие ада.
Каким образом составляется норма?
Например, дневная норма добычи угля, которую японцы обязаны были выполнять, была установлена Канским рудоуправлением. Это управление выбрало несколько образцовых шахтеров, и эти шахтеры, под надзором управляющего, проработали в забое полных восемь часов. Понятно, что при этом им были обеспечены все условия для нормального труда. После их работы управляющий замерил количество добытого ими угля, и это количество стало стопроцентной и обязательной нормой выработки для всех шахтеров.
Однако в обычном режиме, на старом оборудовании и при постоянных сбоях (то нет электричества, то вагонетки сошли с рельсов, то взрывники взорвали пласт сырым порохом и т. д.) эта норма была невыполнима ни для русских, ни для японских шахтеров. Однако русские шахтеры никак не реагировали на эту несправедливость и ничем не выражали свое недовольство. Придавленные своей политической системой, они просто терпели, когда их ругали за невыполнение нормы и штрафовали — недоплачивали в связи с этим деньги.
И так было постоянно, из года в год, каждый день.
С японцами происходило то же самое. После каждой смены бригадир шахтеров вместе с десятником замеряли количество добытого за смену угля, делили это количество на число шахтеров в бригаде и писали «Рапорт о выполнении нормы труда». Вернувшись в лагерь, бригадир приходил в штаб батальона, докладывал комбату Якогаве о событиях трудового дня и сдавал этот рапорт.
Юдзи собирал эти рапорты, изучал и относил начальнику лагеря. Антоновский тоже изучал эти рапорты и спустя какое-то время стал злиться, выходить из себя и кричать:
— В чем дело? Почему вы не выполняете нормы труда? Я вложил душу в улучшение вашей жизни, а вы неблагодарные лентяи! Вы даже не можете выполнить норму! Почему? Что вам мешает?
Потом он так же шумел на вечерних производственных совещаниях:
— Почему не выполняются нормы? Вы лентяи или саботажники? Комбат Якогава, я приказываю: каждого бригадира, чья бригада не выполняет норму, немедленно посадить в карцер! Это приказ!
Однако и эта мера ничего не изменила. Потому что добыча угля в забоях зависит не только от того, кто, как и с какой силой махает там кайлом и лопатой. «Лава», то есть рабочее место, где шахтеры бьют кайлом угольный пласт и лопатой бросают уголь на конвейер, — это только первое звено в длинной цепи. Движимый электромотором, конвейер с углем идет до люка и ссыпает уголь в порожние вагонетки, которые закатывают под люк люковщики. Затем с помощью лебедки или коногона эти вагонетки с углем выталкивают к общей подземной галерее, а оттуда на эстакаду и наконец наружу, на улицу под разгрузку. И если вся эта цепь работает синхронно, без перебоев и остановок, то и шахтеры работают беспрерывно и могут выполнить производственную норму.
Однако в жизни каждый день случаются какие-то происшествия. То вагоны сходят с рельсов, поскольку износились колеса, и тогда собираются все «мадамы», то есть все женщины-«коногонки», упираются своими спинами и задами в опрокинувшиеся вагоны, кричат: «Раз-два, взяли! Еще раз — взяли!» И, приложив всю мощь своих широких, как скамейки, задов, поднимают вагоны на рельсы…
Японцы восхищались:
— Сила задов русских «мадамов» воистину велика и удивительна!
Но пока эта сила поднимала вагоны, весь подземный и наземный транспорт, конечно, стоял. Стояли порожняки, спускавшиеся к люкам. В люках мгновенно собиралось столько угля, что люковщики выключали конвейеры. А как только останавливались конвейеры, шахтерам некуда было бросать уголь, и они прекращали свою работу.
Вторая причина невыполнения нормы — плохое качество пороха. С начала работы в забое забойщик бурит пласт, закладывает взрывчатку и взрывает породу, чтобы легче было работать. Но если порох выдавали старый или сырой, то взрыв получался очень слабый и работать было тяжело. Это, однако, никак не учитывалось при подсчете производительности труда.
Ежедневно проверяя рапорты о выполнении (а точнее, невыполнении) японцами норм выработки, Юдзи постоянно находил такие недочеты, а русское начальство продолжало нещадно браниться:
— Почему вы так плохо работаете? Посадить бригадиров в карцер, японать!
Да, через месяц или два после появления в лагере нового начальника и его эффективных мер по улучшению жизни японцев чудесная обстановка мира и благодушия закончилась, и японцы снова услышали великий и могучий русский язык во всей его мощи:
— …сосы!.. рванцы!.. ранцы!.. глоты!
Как-то ради языковой практики Юдзи взял в библиотеке брошюру под названием «Труд при капитализме и труд при социализме». В ней говорилось, что капитал обрекает человека на безрадостный и принудительный труд, а в социалистическом обществе царит свободная созидательная работа и никакой принудиловки быть не может. Но что можно сказать о труде несметного множества невольников под присмотром вооруженных автоматами конвоиров?