Короче, первым остановился пожилой, явно знающий жизнь (и дорогу) дяденька с добрыми, мудрыми и безобидными глазами. Он легко согласился на все ее условия (они, кстати, довольно жесткие, на мой взгляд, она всякий раз недоплачивает рублей по 50).

Дорога им предстояла, понятно, практически прямая. Только у Белорусского вокзала надо взять правее, потом по Брестской улице еще метров 300, еще один правый поворот – все, дело сделано.

Через пару минут выяснилось, что дороги дедушка не знает.

– Вы зачем же сказали, что знаете? – неприятно удивилась девушка.

– Я подумал, что, если я скажу, что не знаю, ты не сядешь, – виновато ответил дед.

Вот так, без затей, он поставил на место эту, казалось, приспособленную к жизни девушку. Все знание этой жизни, добытое в нелегких с нею же боях, разбилось об эту короткую добродушную формулировку.

– Как дальше-то поедем? – уточнил он.

Ей надо было, конечно, выйти из машины. Но она не вышла. А ему надо было остановить машину. Но он не остановил.

С божьей помощью они доехали до Белорусского вокзала, повернули направо, а там, конечно, сразу заблудились. Дедушка еще какой-то ремонт дороги нашел, они поехали в объезд… Потом он выходил, чтобы спросить дорогу. Потом выходила она. Потом они снова двигались прямо в ночь и уже уверенно держали курс на утро, но тут заехали в какой-то тупик. Вокруг не было ни одного указателя и ни одной живой души. Все было кончено. Девушка заплакала. Она не нашла ничего лучше. Она и не искала.

Дедушка сидел тихо и ждал, пока она успокоится. Когда она успокоилась, он вздохнул и сказал:

– Что-то у меня с сердцем нехорошо. Я, наверное, сейчас умру.

«Скорая» приехала быстро, по первому звонку. Девушка заплатила за вызов 100 долларов. Еще полночи она сидела в приемном покое больницы. У дедушки случился инфаркт.

Но он выжил.

Форвард

Считается, что Советского Союза больше нет. Если вы произнесете эту чушь в присутствии грузинских таксистов, они вам не поверят и, более того, очень на вас обидятся. Мамой клянусь.

Один такой человек вез меня из аэропорта в город Тбилиси. Как только мы тронулись, он признался, что на самом деле он известный грузинский футболист. Играл в свое время за тбилисское «Динамо» вместе с великими.

А теперь он вез меня в город и рассказывал, как играл. Сравнить это можно было только с тем, как он ехал. Его белый «ГАЗ-24» выпуска 1974 года словно бы нехотя демонстрировал свои возможности. На самом деле он шел на их пределе. Но, наверное, мой водитель и в самом деле был футболистом, а не шофером, потому что машину водил очень плохо. Но зато очень агрессивно. То есть один недостаток он с лихвой компенсировал другим. Ему было лет шестьдесят, а он все стремился доказать людям и, видимо, прежде всего самому себе, что еще не вечер. У меня родилось одно смутное предположение. Я спросил его, на какой позиции он играл в «Динамо». Мои худшие подозрения подтвердились. Он был нападающим.

Но потом, когда мы въехали в город, я подумал, что, наверное, все водители в этом городе в свободное от вождения время играют в нападении. Защитников нет. На своих воротах тоже никого. Все идут напролом и ищут счастья у чужих.

На тбилисских улицах очень много перекрестков без светофоров. Надо только свернуть с проспекта Руставели, и вы попадете в лабиринт извилистых, переплетающихся улочек. Эти сумасшедшие ездят по ним, не тормозя на перекрестках. Я думаю, что они когда-то, очень давно, договорились между собой о таких правилах. Иначе трудно чем-нибудь объяснить это безумие. Да, так они когда-то решили. Пролетел по перекрестку, никого не задев, – все, повезло тебе, парень. Это спорт. Это футбол. Победит сильнейший.

Но ведь и светофоры их никогда не останавливали. И я сразу вспоминаю анекдот, родившийся про этих людей в советское время. Один грузин везет вас, допустим, из аэропорта в город и, даже не притормаживая, проскакивает на красный.

– Вы что делаете? – испуганно спрашиваете вы.

– Я – мастер! – отвечает он. Следующий светофор – та же ситуация.

– Почему вы не останавливаетесь?! – вы уже в панике.

– Я – мастер! – повторяет грузин.

На следующем светофоре горит зеленый. Внезапно грузин резко тормозит.

– А сейчас-то почему встали? – вы не можете прийти в себя.

– А сейчас вон оттуда наперерез нам мастер поедет, – спокойно отвечает этот человек.

Советские люди, таким образом, с большим уважением относились к грузинской манере вождения, если уж увековечили ее в анекдотах. Это ведь все равно что памятник поставить. Пара таких анекдотов – и нация засияет в веках.

Я между тем понимал, что вряд ли, конечно, мой водитель играл в основном составе тбилисского «Динамо». Люди из «основы» этой команды не становятся в Грузии таксистами. Они находят себе более достойное место в жизни. Если они сами не могут найти этого места, им помогут. Их не бросят на дороге. В крайнем случае они перейдут в лагерь противника. В этом лагере оказался, например, олимпийский чемпион, защитник тбилисского «Динамо» Гела Кеташвили. Он возглавил одно из подразделений тбилисской дорожной полиции, то есть ГАИ.

Никто ведь, кстати, в Грузии не назовет нормального гаишника сотрудником дорожной полиции. Гаишник – он и в Грузии гаишник, как вы его ни называйте. И это лишний раз роднит грузин с нами. Все мы, водители, дети советского времени. Именно в нас, в отличие от других категорий граждан бывшей империи, еще осталось что-то человеческое с тех времен. И до сих пор оно нам не чуждо. Иначе мы бы не моргали на дороге друг другу дальним, предупреждая, что впереди – враг с радаром. Один грузин объяснил мне и этот феномен. Он достаточно поездил по Европе – и нет там этого.

– Но ведь ты помнишь, кацо, что мы, граждане СССР, новая историческая общность, – говорил он мне.

– Какая же? – переспрашивал я, а то уже и забыл, честно говоря, все эти трогательные подробности.

– Советский народ, – терпеливо напоминал он чеканные формулировки из учебников советской истории.

Грузины к машинам до сих пор относятся так, как в Москве относились к своим четырехколесным друзьям только самые первые водители, вроде Адама Козлевича. Иметь машину в Грузии всегда считалось делом чести. Не иметь ее ты не мог, если претендовал на гордое звание человека, в котором все должно быть прекрасно, и прежде всего его машина. А мужчина, претендующий на то, чтобы чувствовать себя совершенным, идеальным, стопроцентным человеком, который достиг всех вершин – и человеческого духа, и материального благополучия, должен был ездить на белой «Волге». И они ездили. И ездят до сих пор.

На следующий день после моего приезда в Тбилиси другой водитель тоже сразу сказал, что играл в тбилисском «Динамо». Водил он, правда, гораздо хуже и не рисковал. Он отдавал себе трезвый отчет в своих возможностях и не преувеличивал своих заслуг. Он даже честно признался, что играл в дубле.