«Зэтка» приехала в официальный сервисный центр Nissan. Она торжественно съехала с эвакуатора, можно сказать – триумфально, потому что посмотреть на нее сбежались все, кто в это время слонялся по двору. Сердце мое переполнялось гордостью, а разум – грустью: я все время думал про эту резину.
Пока машину тестировали, я со своим другом пообедал. Когда мы ехали в бар, который был в паре километров от автосалона, мы два раза встретили рекламный щит, на котором во всем великолепии была изображена моя «зэтка». С ее помощью Nissan рекламировал какое-то свое масло. Я уверен, продажи масла должны были подскочить.
Когда мы вернулись, нам зачитали приговор. Все было хорошо. Она действительно прошла 4000. Но надо было поменять свечи, воздушный фильтр, резину, все четыре колеса. Пара дисков еще, правда, была слегка поцарапана, и в Nissan предлагали их тоже поменять, а не ремонтировать.
– А сколько диск стоит? – спросил я.
Там уже была калькуляция. Тридцать восемь тысяч рублей каждый. Резина – каждое восемнадцатидюймовое колесо —10 000 рублей. Я позвонил владельцу «зэтки», уже практически бывшему, и объявил все это.
Он выслушал очень внимательно. Он, казалось, буквально не дышал. Я его понимал: юноша из его салона, который приехал с нами в Nissan, рассказал, что эта «зэтка» стоит в салоне уже не один месяц и что все без исключения, кто идет мимо, оглядываются на нее, и я был первым, кто захотел купить.
– Ну, вот на эту сумму надо скинуть, – сказал я.
– На какую? – переспросил он.
– Диски, колеса…
– Ну, ладно, – сказал он.
Я этого не ожидал, честно говоря. Все-таки скидка получалась огромная. Я даже не поверил. Я понял наконец, что она моя.
– И еще свечи, фильтр тоже надо поменять… – машинально пробормотал я, думая о том, успею ли сегодня оформить покупку.
– Что свечи? – переспросил он.
– Поменять тоже.
– Ну все, парень, хватит! – взорвался он. – Ты меня достал! Свечи поменять? Ну, так поменяй!
– Твоя машина – ты и меняй! – заорал я в ответ.
– Да пошел ты…
– Да иди ты сам… Вчера я купил «Ауди».
В Москве есть одна автомойка, где работают только чернокожие. Я могу поклясться: негры, и никого, кроме негров. Это только на первый взгляд кажется, что ничего особенного: что мы, негров не видели? А приезжаешь на мойку, считай, что в центре Москвы, и видишь одних только их. Они моют машину, как самих себя. Скребут и скребут и никак не могут отмыть. Но очень стараются. Причем начальство у них русское. Я спросил их начальника, где он нашел столько негров таких работящих. Он говорит:
– Да я, честное слово, не искал. Один пришел, попросился на работу. Мне как-то весело стало, я взял. А он как начал работать! Другие рабочие его невзлюбили, по-моему. Особенно когда он еще одного такого же, как он сам, привел. Потом третий появился. Теперь это такая коммуна негритянская.
– Но не гетто?
– Да нет, что вы, – обиделся он. – Они больше нигде так не живут, как у нас. Клиенты их любят, ценят, чаевым я могу позавидовать.
Тут ко мне подошел негр и по-русски спросил, как будем мыть машину. Я ему объяснил, не на английском, конечно, и он кивнул.
– Они что у вас, русские? – спросил я.
– Один есть русский, да, – признался хозяин. – А остальные настоящие. Один есть даже американский. Но все с регистрацией.
– Хозяин, – окликнул меня еще один негр, – воском натирать будем?
– А быстро? – спросил я.
– Да пять минут, – засмеялся он, и мне открылась белозубая, можно уверенно сказать белозубая, улыбка.
Наверное, именно этот негр и был американский.
– Натирайте! – разрешил я, хотя никогда этого не делал из принципиальных соображений. Мне всегда казалось, что из меня таким образом хотят вытянуть как можно больше денег за единицу времени и что этому надо сопротивляться. Но я не мог отказать этому человеку. Что-то во всей этой картине было невероятно притягательное: негры, в клубах белой пены трущие твою машину, энтузиазм какой-то общий, заразительный. Любой абсурд притягателен, а этот как-то особенно. Потом один опять подошел ко мне.
– Принимай работу, хозяин, – сказал он с таким жарким африканским акцентом, что я, и правда, почувствовал себя хозяином – если не всей жизни, то уж по крайней мере вот именно этой ее части.
Я бегло осмотрел машину. Я вообще не хотел ее осматривать. Меня так заинтересовал сам процесс, что я был полностью удовлетворен. Но все-таки меня что-то смутило. И я быстро понял, что именно: моя машина была грязная.
– А это что? – спросил я и показал ему. – А это?
– Ототрем, хозяин! – ослепляюще улыбнулся он.
И они втроем набросились на какое-то пятнышко, которое, по-моему, испугалось только одного вида их тряпок и отошло само собой. Но таких пятен было слишком много. Я накануне ездил за город, и капот машины зафиксировал все прелести загородной жизни с ее жучками и насекомыми.
– Хозяин, это полировать надо, – сказал один. – Деньги немаленькие, но полировать надо. Так не отойдет. Сделаем за семь тысяч.
– Да как не отойдет! – разволновался я. – Есть же средство от насекомых! Я видел! Уже так делали! 50 рублей.
– Полировать надо, – со вздохом сказал он. – Средствам не верь. Краску разъедают. П…ц машине.
Он так выразительно произнес это слово, что я сразу поверил. Даже чуть не решил продавать. Потом опомнился, заехал на другую мойку, где мне эти пятна за 50 рублей и оттерли какие-то таджики.
В Москве пропала стеклоочищающая жидкость для автомобилей. Та самая незамерзайка. И вот я ее искал, как сумасшедший. Ну вот просто так – была и нету. Кто же знает, из-за чего это происходит. Еще вчера была по 85 рублей за пять литров, ну в крайнем случае за 100, а сегодня нет ни за какие деньги. Я искал в центре города, на окраинах (где был в общем, там и искал) – ну нету.
Потом обнаружил ее все-таки в Мневниках, на АЗС «Татнефти». Татары меня порадовали. Проявили себя с неожиданной стороны.
Я спросил у продавца, куда делась незамерзайка.
– Никуда не делась, – недоуменно сказал он. – Вот же она.
– А почему она у вас стоит 250 рублей? – спросил я.
– Так нигде же больше нет, – пояснил он.
– А почему нет, я и спрашиваю. Какие предположения?
Он, по-моему, впервые искренне задумался над этим. Думал он очень долго.
– Ну, – наконец говорит, – не знаю. Ума не приложу. Может, пить ее опять начали?
Он с сомнением посмотрел на меня. Он, кажется, прикидывал, не для этого ли и я ее беру.