Тогда случилось пробраться в Спорово бойцу Рабоче-Крестьянской Красной Армии Прохору Залепину. На момент начала войны Залепин служил по призыву в 75-й отдельной стрелковой дивизии, которая занимала позиции на левом фланге от 4-й армии, прямо перед Березовским районом. После разгрома своей части Залепин неоднократно попадал в окружение, но всякий раз с боями прорывался. Потеряв в последнем бою с оккупантами всех товарищей, Прохор долго бродил по Пинским болотам и чудом вышел к деревне Спорово.
Так рассказывал о себе сам Залепин.
По другой версии, которую я не могу не привести, хотя не склонен в нее верить хотя бы потому, что ее придерживались споровские антисоветчики и коллаборационисты, настоящее имя бойца Прохора было Венедикт Фаинский, он был высокопоставленным сотрудником НКВД, специально заброшенным в Спорово самолетом с Большой земли.
Залепин, обладая лидерской харизмой и человеческой привлекательностью, быстро обратил на себя внимание споровских жителей, а также укрывшихся в Спорово солдат и беженцев. Прежде солдаты, командиры и даже раненый комиссар в Спорово голов особенно не поднимали. Им с самого начала объяснили, что у споровцев своя жизнь и порядки. Не разрешили казнить итальянца. Дали кров и еду, но оружие отобрали. Теперь военные сидели тихо, боялись немцев, боялись и своих, что пойдут по суду за дезертирство.
Прохор военных приободрил, так, что они стали даже хорохориться. И на вечеринке в сельсовете молоденький командир решился пригласить на гопак самую красивую споровскую девицу, а когда ее сосед, чубатовский приказчик, пошел на красного командира, то все военные встали вокруг своего. В тот раз до драки дело не дошло. Итальянец перепил самогону, упал с лавки, музыка смолкла, и вечеринка закончилась.
Но главное было в том, что Залепин выступил с эмоциональной и убедительной критикой споровского двуличия, соглашательства с оккупантами и потакания немецким прихвостням. Чувствуя, что его влияние на деревенских под угрозой, бухгалтер Овинов выступил перед споровцами, призывая не слушать опасного бунтовщика, который накличет на деревню беду.
Споровский народ призадумался.
И тогда старик Пичужкин вспомнил про древний обычай. Издавна споровцы, когда не могли прийти к соглашению, устраивали прилюдные дебаты между защитниками двух противоположных мнений, которые так у них и назывались — спор. О том знали все их соседи, за что и прозвали деревню Спорово (оговоримся — это только одна из версий). И кто в споре победит, той стороны позицию и следует признать истинной и принять. Еще древние греки говорили, что в Спорово рождается истина! (Это уже совершенный каламбур, который старик Пичужкин придумал на ходу.)
Споровцы согласились. Пичужкина назначили судьей, а победу должны были определить голосованием. Каждый житель Спорово, включая беженцев и солдат, получал камень. И должен был положить его на стороне того спорщика, чья аргументация показалась ему наиболее убедительной. В воскресный полдень осенью 1943 года состоялась эта эпическая схватка. Согласно официальной истории Второй мировой войны и Великой Отечественной войны Советского Союза, перелом в битве с фашистскими захватчиками уже наступил и инициатива перешла к Советской Армии. Но здесь, вдали от фронта, в глубине оккупированной немцами территории, победа советских войск была еще далеко не очевидна. Гнет фашистов и давление нового порядка усиливались день ото дня.
Бухгалтер Федька Овинов не стал сам выходить на спор. Сослался на то, что ему не по чину. Выставил вместо себя поединщика, Синая Мергеева. Синай Мергеев был из тех, про кого говорят: молодой, да ранний! Он был потомком шинкарей, сделавших себе состояние на водочном откупе и спаивании крестьян. При советской власти Синай, следуя зову крови, устроился в винно-водочный магазин в городе Березе. По национальности Мергеев был семит, поэтому поначалу от немцев бежал, укрылся в деревне Спорово. Но позже вступил в деловые контакты и нашел гитлеровцев весьма выгодными клиентами своего бизнеса.
Мергеев поставлял господам офицерам вермахта и СС редкие настойки и наливочки, а также местных девиц беспринципного поведения, которых Синай называл «телочками».
Офицеры платили исправно, оккупационными марками, которые Мергеев обменивал на рубли у Овинова по специальному дружественному курсу один к восьми; рублями ресторатор расплачивался с поставщиками наливочек и с телками. Мергеев был доволен сотрудничеством вообще и немецкой аккуратностью в частности. А что по поводу еврейского вопроса, так в своем кругу Синай Мергеев говорил: это неправда, что Гитлер уничтожает всех евреев. Гитлер уничтожает только бедных евреев, быдло, скот! Бедный еврей — это плохой еврей, это пародия на еврея! Бедный еврей хуже гоя! Гитлер помогает настоящим евреям избавиться от этого балласта, нищего сброда. Если у еврея нет миллиарда рейхсмарок, то пусть такой еврей идет в жопу! Пусть его сожгут в газенвагене, туда ему и дорога. Кому нужен еврей-неудачник? Никому, даже родной маме не нужен! А богатый еврей нужен всем. Даже Гитлеру нужны богатые евреи! Все его банкиры, промышленники — они евреи, но за ними никогда не приезжает газенваген! Или вот я, Синай Мергеев, сижу у березовского бургомистра, пью коньячок. А почему? Потому что занимаюсь своим делом, таки да, делаю деньги!
В общем и целом позиция Синая Мергеева сводилась к тому, что при любой власти можно хорошо устроиться. Надо только не бузить, а заниматься делом. Зарабатывать денежку. Для себя и своих родных. И если каждый будет так трудиться, то всем будет хорошо. И при фашистах можно жить не хуже, чем жилось при коммунистах, а то и гораздо лучше!
— У меня, — говорил Мергеев, — дом в Спорове и квартира в Березове. Везде мебель и граммофоны. Бричка с кучером, дети в немецкой гимназии, жена толстая, в шкафах сахару на год! Все купил! А как да почему? Потому что работал, старался, себя не жалел! А возьми, к примеру, голытьбу споровскую, Сережку Шуганова, что у него? Хата завалилась, живет в подполе, да в том подполе и пары картофелин не найти! А это почему? Да потому, что вместо того, чтобы работать на новую власть и торговать с господами немецкими оккупантами, он по лесам бегал, партизан искал, в деревне митинги устраивал да в райцентре на столбы листовки расклеивал! Голодно теперь? Таки сам виноват!
Синая Мергеева поддержали кулаки с подпевалами, они согласно кивали и носили в его сторону свои голосовальные камни. А цыганка Манделаки даже взяла слово и тоже сказала, что надо не партизанить, а работать, и если у человека есть талант и усердие, то он обязательно добьется успеха! Но споровцы только посмеялись над ней, так как знали, какими талантами и усердием живет Манделаки. У цыганки даже прозвище было «Мина», потому что знающему споровцу страшно было на нее лечь, столько было в ней заразной начинки.
Прохор Залепин говорил устало, даже без куража. О том, что родина, география и другие науки. А фашисты враги. Сегодня соседа убили и ограбили, значит, завтра твой черед. А власть должна быть своя, народная. Которая заботится о своем народе и о каждом в нем человеке, а не о чужой стране и своем кармане. Не продает родину и соплеменников за толстозадую жену и бричку с кучером.