– Думаю, стоит поесть и возвращаться по домам, – сказал Антуан. – Продолжим завтра.
– Еще один каретный двор, это совсем рядом, за мостом, – предложил Петер.
Я пожал плечами. Моя вера в удачу уже иссякала, но почему бы и не проверить до конца? Сколько раз уже со мной случалось, что именно последняя попытка приносила удачу? Уж было решишь, что замок не открыть, но на последний раз попробуешь – и получается. Смиришься, что старая карта лжет, а попытаешься напоследок заново ориентиры просчитать – и находишь вход в забытый всеми древний храм.
Последняя попытка – она часто удачу приносит.
Этот каретный двор производил хорошее впечатление. Длинные ряды конюшен, причем оборудованных по последнему слову науки – навозом почти не воняло. И экипажи здесь казались поновее и посимпатичнее, чем в других местах, многие – на каучуковых колесах, с мощными ацетиленовыми фонарями. Обслуга, видно, тоже была вышколена строгими хозяевами – здесь Петеру пришлось очень долго общаться с возчиками и потратить не меньше трех железных марок. Наконец он вернулся, виновато разводя руками:
– Нет, не появлялись…
Мы снова пересекли Дунай, проехав по украшенному многочисленными цветными фонариками мосту. Проехали по набережной, мимо горы Геллерта, мимо чудовищной скульптуры епископа, раздирающего бочку, остановились у гостиницы.
– Приезжай завтра, Петер, – сказал Антуан. – Если будешь хорошо себя чувствовать, конечно.
Юноша улыбнулся:
– Я не чувствовал себя так хорошо уже больше полугода! Я приеду с самого утра.
– С самого – не надо, – попросил я. – Часам к девяти, Петер.
Портье при нашем появлении разве что рукавами пол не вымел. У меня никаких сомнений не было, что слух об исцелении умирающего сына Ференца уже облетел всю прислугу. Вот и на нас, пусть мы всего-то упрямые иудеи, истинной веры не знающие, падал отблеск епископской славы. Даже запустили паровой лифт, по причине позднего времени уже не работавший, и мы поднялись на свой шестой этаж в грохоте и перестуке машинерии. Парнишка, управлявший лифтом, испуганно смотрел на сигнальный флажок в стене – верно, боялся, что давление пара в остывающем котле упадет окончательно и почетные гости застрянут между этажами.
Но лифт выдюжил.
Шестой этаж был почти что весь отдан в наше распоряжение. Даже коридор здесь был устлан дорогим османским ковром багрового цвета, с пышными кистями и густым плотным ворсом. Хороший ковер, по такому хоть в сапогах топай – шагов не слышно. Самый огромный и роскошный номер принадлежал Жерару, два номера попроще – мне и Антуану, еще два – может, лишь чуть уступавшие убранством, монахам-охранникам. Один из них, Луи, как раз стоял в коридоре и задумчиво крутил в пальцах святой столб, сделанный из твердого красного дерева. Ох, есть у меня подозрение, что эта прочная палочка длиной в локоть служит ему не только символом веры, но еще и оружием. Уж больно ловко перекидывает между пальцами – мастера китайских единоборств позавидуют!
– Вечер добрый, заблудшие братья, – поприветствовал нас охранник. Меня это обращение коробило, но что уж тут поделать – не скидывать же маскарадные одеяния?
– И вам доброго вечера, – смиренно сказал я. – Вернулся ли его преосвященство Жерар Светоносный?
– Он отдыхает у себя. – Луи закрутил святой столб особенно лихо, я даже засмотрелся. – Но просил, если вы не слишком устали, заглянуть к нему.
– Не преминем, – сказал Антуан. – Лишь смоем с себя дорожную пыль.
Луи одобрительно кивнул. Крутанул столб совсем уж залихватски – и получил концом по подбородку.
– Дай, – не удержался я. – Смотри, святой брат, тут надо перехватывать между большим и указательным пальцем, тогда не выскользнет.
Луи потер подбородок, попробовал – и восхищенно посмотрел на меня.
– Да… но потом трудно перекинуть в основной хват…
– Почему трудно? – возмутился я. – Вот так, гляди…
Я снова взял у него святой столб, закрутил и показал, как перейти от тычка в челюсть к удару наотмашь по шее.
– Подожди-ка, давай медленнее! – загорелся Луи.
Под крайне неодобрительным взглядом Антуана мы с Луи по очереди покрутили столб.
– Длиннее надо делать, – сказал я. – На ладонь хотя бы.
– Так если длиннее, то это уже не святой столб, это обычная дубинка получится… – огорченно откликнулся монах. И тут же густо, будто девица, покраснел. Сообразил, что иудей учит его, как святым столбом драться!
– В дороге чего только не случается, – объяснил я. – Честному торговцу надо уметь за себя постоять. Меня один знакомый китаец научил на палках драться. А святой столб – разве он не орудие веры?
– Орудие, – согласился Луи. – Спасибо, Исаия! Хороший прием!
Антуан вздохнул и ушел к себе. Я шепотом сказал:
– Отец мой очень не любит насилия…
– Кто ж его любит? – удивился монах. – Но вера и добро должны уметь за себя постоять.
Оставив Луи тренироваться дальше, я ушел в свой номер. Может, и зря я охраннику выказал, что оружием умею владеть, но так с другой стороны – отношения улучшил…
Всласть намывшись – горячая вода в гостинице была и впрямь горячей да и шла с дивным напором, – я обтерся полотенцем и не одеваясь стал рыться в баре. Ох… какой номер – те напитки, что холодными лучше подавать, стояли на леднике! Я налил себе с полстакана вишневой палинки, плеснул на два пальца воды со льдом, уселся в кресло и вытянул ноги.
Не жизнь, а сплошная радость. Если после теплой ванны еще и горячую мадьярскую девицу позвать…
Я вздохнул.
Нет, не поймет прислуга, если спутник епископа начнет гулящими девицами интересоваться. Тем более любая девица уяснит, что иудей я неправильный…
Лучше бы под китайца гримировался!
Со вздохом осушив стакан, я порылся в своем небогатом гардеробе. Нашел смену чистого белья, а вот штаны пришлось надевать те же, да и рубашек чистых не осталось.
В дверь постучали.
– Сейчас! – откликнулся я, шнуруя ботинки.
Конечно, с Жераром поговорить – это здорово. Даже как-то благостнее на душе становится! Но если честно, то больше всего сейчас я хотел бы сидеть в мягком кресле, даже штанов не напяливая; потягивать палинку, на ощупь отыскивая бутылку, и смотреть в окно на огни Аквиникума…
Еще иногда можно при этом почесывать пузо…
Я вздохнул так горько, словно мне предстояло идти работать на каменоломню, а не пить в соседнюю комнату. Пригладил рукой волосы, вовремя спохватившись, кинулся в ванную: приладить свои фальшивые пейсы.
И вышел в коридор.