Серебристые роботы, казалось, растворялись в серебряном фоне. Они встали по бокам увечной криокапсулы, примерно в метре от нее. Там было очень холодно: дотронься Силвест до капсулы в любом месте, и его плоть тотчас примерзнет, чтобы вскоре стать пищей для чудовищной чумы. Перед началом операции придется согреть капитана, и тогда чума не упустит возможности резко повысить скорость трансформации. Но по-другому нельзя, ведь температура, при которой содержится капитан, сделает непригодными все инструменты, кроме самых простых.
Роботы выдвинули кронштейны с датчиками. Магнитно-резонансным томографам предстояло заглянуть под чумные выделения и выявить механические, химерические и биологические участки в том, что некогда было человеком. Силвест при казал роботам передавать увиденное прямо на его глаза и получил изображение различных слоев капитана в сиреневом свете. Ценой большого усилия он выделил в этой массе остатки человеческой плоти. Это походило на призрачный контур, проступающий сквозь краску на многократно переписанной старинной картине.
Томографы делали свое дело, выявляя все новые детали, все четче прорисовывая изуродованную анатомию. Глядя на это, невозможно было не содрогнуться от ужаса. Но Силвест глядел и не содрогался.
– Итак, чем мы… чем ты будешь заниматься? – обратился он к Кэлвину. – Лечением человека или стерилизацией машины?
– Ни тем ни другим, – сухо ответил Кэл. – Мы будем чинить капитана, который, боюсь, вышел за рамки обеих этих категорий.
– Вы мыслите безукоризненно, – сказал Садзаки, отступая от криокапсулы, чтобы дать Силвесту лучший обзор. – Теперь речь уже не идет о лечении и даже о ремонте. Я предпочел бы термин «реставрация».
– Согрейте его! – приказал Кэлвин.
– Что-о-о?
– Вы слышали. Я хочу, чтобы он был теплым. Это ненадолго, конечно. Мне нужно сделать несколько биопсий. Я так пони маю, что Вольева брала анализы только на периферии капитана. Она поступила правильно, и срезы, полученные ею, дают ценную картину распространения чумы. Кроме того, без этих проб ей бы не удалось создать ретровирусы. Но нам сейчас надо проникнуть в эпицентр, туда, где еще остались живые ткани. – Он усмехнулся, наслаждаясь отвращением, которое было написано на лице Садзаки.
«А у тебя, оказывается, сохранилась кое-какая способность сопереживать, – подумал он. – Или, правильнее сказать, атрофированная культя этой способности».
На мгновение он ощутил некое родство с триумвиром.
– Чем вы так заинтересовались?
– Его клетками, разумеется. – Кэлвин погладил скругленный конец подлокотника. – Говорят, плавящая чума поражает наши имплантаты, растворяет их в плоти, одновременно блокируя ремонтные механизмы. Мне кажется, деятельность вируса выходит за эти рамки. Я полагаю, что он стремится вызвать гибридизацию, то есть создать своего рода гармонию между живой материей и кибернетической. Именно этим он и занимается здесь: ничего ужасного, кроме попытки срастить капитана с его собственной кибернетикой и с корабельной. Это почти гуманизм, почти искусство, почти польза.
– Вряд ли вы бы так говорили, если бы лежали на его месте, – произнес Садзаки.
– Совершенно верно. Поэтому я и хочу ему помочь. И именно поэтому мне надо заглянуть в его клетки. Я должен выяснить, затронула ли чума его ДНК, пытается ли она взломать его клеточную механику.
Садзаки протянул руку к капсуле:
– В таком случае действуйте! Разрешаю согреть капитана. Но только на время, необходимое для дела. Затем вы вернете его в прежнее состояние, в каковом он и будет пребывать вплоть до операции. И еще я требую, чтобы срезы не покидали этого помещения.
Силвест заметил, что рука триумвира мелко дрожит.
– Все это должно иметь какое-то отношение к войне, – говорила Хоури в «Пауке». – Война Рассвета – так ее называла Мадемуазель. Это было очень давно. Миллионы лет назад.
– Откуда тебе об этом известно?
– Мадемуазель дала мне как-то урок по истории Галактики. Чтобы я понимала, насколько велика ставка. И на меня это подействовало. Ты способна допустить, что сотрудничество с Силвестом – не самая хорошая идея?
– У меня и мысли не было, что это полезно.
«Подброшу-ка я ей еще идейку», – подумала Хоури.
Вольева испытывала совершенно детское любопытство в отношении системы Цербер-Гадес даже сейчас, зная, что там находится нечто очень опасное. И этот интерес только возрастал. Раньше его подогревала только аномальная нейтринная «подпись». Теперь с помощью «призрака» Алисии Илиа собственными глазами увидела инопланетную технику. Пожалуй, Вольева была зачарована ничуть не меньше Силвеста. Разница заключалась лишь в том, что с Вольевой можно было спорить. Она сохранила какую-то часть здравого рассудка.
– Думаешь, у нас есть шанс предупредить Садзаки о степени риска?
– Очень малый. Мы слишком много скрывали от него. Он вполне способен убить нас за это. И меня очень беспокоит перспектива траления твоего разума. Совсем недавно он снова упомянул об этом. Мне удалось его отвлечь, но… – Илиа вздохнула. – Впрочем, Силвест пока держит вожжи в своих руках. Чего Садзаки хочет и чего не хочет – почти не имеет значения.
– Может, попробуем достучаться до Силвеста?
– Ничего не получится. Никакая аргументация не способна его поколебать, а в твоем рассказе, боюсь, такой аргументации вообще нет.
– Но ты-то мне веришь?
Вольева приподняла руку:
– Кое-чему из услышанного я верю, Хоури, но далеко не всему. Отдельные события, которые ты берешься объяснить, я видела сама, например бунт пушки. Мы знаем, что в определенный момент оказались вовлечены инопланетные силы, и это мешает мне с порога отмести версию о Войне Рассвета. Но то, что мы имеем, не складывается в понятную картину. – Помолчав, она добавила: – Может, когда мы проанализируем осколок…
– Какой еще осколок?
– Который поместила в твое тело Мадемуазель. – И Вольева рассказала о найденном сразу после появления Хоури на борту предмете. – Я тогда решила, что это просто часть снаряда, оставшаяся с войны. Потом задумалась, почему ее не удалили врачи. Надо было мне еще тогда обратить внимание на одну странность… Но это явно был не рабочий имплантат, а кусочек металла с зазубринами.
– И ты не знаешь, что это такое?
– Нет, я… – И Вольева сообщила Хоури, что в осколке гораздо больше интересного, чем показалось вначале.
Его состав был необычен даже для человека, которому приходилось работать с весьма редкими сплавами. Кроме того, то, что она поначалу сочла производственными дефектами, на самом деле могло быть результатом более поздних напряжений, – усталостные изменения на наноуровне.
– Может, осколок подскажет нам что-нибудь важное, – сказала Хоури. – Но это, скорее всего, мало что изменит. Я все равно не могу сделать то, без чего нам не выбраться из этой кучи дерьма. Я не могу убить Силвеста.