Она долго не отвечала, лишь тяжело дышала у него за спиной. Наконец прошептала:
– Надеюсь, это не один из тех редких случаев, когда ты ошибаешься. Потому что иначе мы получили бы слишком дурное предзнаменование в самом начале нашей супружеской жизни.
Ему было невесело – кровавая бойня все еще стояла перед глазами. Тем не менее он рассмеялся, и этот смех как бы сделал менее реальным случившееся. Уж лучше так… Когда он думал обо всем рационально, страхи Паскаль ему казались вполне оправданными. Даже если бы Силвест знал, где лежит выход из лабиринта, это знание, скорее всего, оказалось бы бесполезным. Например, если он наверху, а тоннели слишком скользкие, по ним не вскарабкаться. Или если слухи правдивы и лабиринт произвольно меняет свою конфигурацию. А кроме того, волшебное зрение никак не спасает от голода, и Силвест с Паскаль умрут точно так же, как те несчастные глупцы, что сошли с маркированной тропы.
Все глубже и глубже уходили они в лабиринт амарантийцев, ощущая, как лениво изгибается тоннель, как причудливо, подобно дождевому червю, точит он свой путь сквозь толстую скорлупу Города. Поддаться панике было еще опаснее, чем потерять направление, а сохранять спокойствие – куда как тяжело.
– И сколько, по-твоему, времени мы здесь проведем?
– День, – сказал Силвест. – За этот срок должны подойти подкрепления из Кювье.
– И на чьей стороне они будут?
Силвест протиснулся через сужение тоннеля. Дальше тот расходился натрое. Силвест мысленно бросил монетку и двинулся влево.
– Хороший вопрос, – сказал он, но так тихо, чтобы жена не услышала.
А что, если бойня в зале – лишь эпизод переворота, охватившего всю колонию, а не локальный акт терроризма? Что, если Кювье уже вышел из-под контроля правительства Жирардо и теперь находится в руках «Истинного пути»? Смерть Жирардо оставила без управления громоздкую партийную машину, важнейшие шестерни которой были сломаны в храмовом зале во время брачной церемонии. Задумай революционеры блицкриг, в этот момент ослабления власти они могли бы добиться многого. Возможно, все уже кончено, бывшие недруги Силвеста сброшены с Олимпа, и новая неизвестная сила захватила бразды правления. В этом случае торчать в тоннеле – просто терять время. Как относится к Силвесту «Истинный путь», интересно: как к своему врагу или как к врагу своего врага? Это ведь совершенно разные вещи…
Правда, в самом конце Силвест и Жирардо перестали быть врагами.
Наконец беглецы вышли к широкой плоской горловине, в которой сходилось несколько тоннелей. Там нашлось где посидеть, а воздух был чист и свеж. Значит, система подкачки воздуха работала совсем близко. В инфракрасном спектре Силвест видел, как Паскаль осторожно садится, как шарят ее руки по скользкому полу, боясь нащупать крысу, острый камень или череп.
– Порядок! – сказал Силвест. – Здесь мы в безопасности. – Эти слова, будучи произнесены вслух, казалось, обрели правдивость. – Если кто-то появится, успеем скрыться. А пока будем тихо лежать и ждать.
Конечно, сейчас, когда волнения, связанные с побегом, отошли на задний план, Паскаль снова начнет думать об отце. Этого не хотелось.
– Жанекен, старый тупица, – сказал он, надеясь хоть как-то отвлечь ее от тягостных мыслей. – Должно быть, его шантажировали. Так чаще всего и бывает.
– Ты о чем? – с трудом спросила Паскаль. – Что бывает чаще всего?
– Коррумпируют тех, кто вне подозрений. – Силвест говорил еле слышно. Газ, использованный в храме, почти не затронул легкие Силвеста, но все же поразил голосовые связки. – Жанекен много лет возился с этими птицами. По крайней мере, с тех пор, как мы познакомились в Мантеле. Все началось с того, что ему захотелось получить символы. Он твердил, что колония, вращающаяся на орбите Павлина, просто обязана иметь несколько павлинов, этаких живых скульп тур. Но кто-то нашел для них гораздо более серьезную работенку.
– А может, они и были выведены ядовитыми, все до одного, – задумчиво произнесла Паскаль. – Ходячие мины с часовым механизмом…
– Почему-то я сомневаюсь, что Жанекен согласился бы отдать так много своих драгоценных павлинов.
Возможно, подействовал свежий воздух – Силвест вдруг почувствовал сильную усталость, потянуло в сон. Сейчас они в безопасности. Если бы убийцы шли по следам – они ведь давно обнаружили, что Паскаль и его нет среди трупов, – то появились бы в этой части «скорлупы» уже давно.
– Я никогда не верила, что у отца есть настоящие враги, – говорила между тем Паскаль.
Ее фраза повисла в тишине этого чуждого пространства. Силвест понимал ее страх: она слепа; она может полагаться только на его заверения; само это место является для нее воплощением ужаса.
– Я никогда не думала, что его могут убить, не верила, что появится человек, готовый пойти на такое злодеяние. И тем не менее желающие нашлись.
Вместе с другими членами команды Хоури пришлось лечь в криокамеру, чтобы провести в анабиозе бо́льшую часть полета к Ресургему. Но до этого она много часов провела в ЦАПе, где моделировались бесчисленные боевые ситуации. Они даже вторгались в ее сны – и это было странно, поскольку бесчисленное повторение упражнений, придуманных для нее Вольевой, давно успело осточертеть.
И все же в ЦАПе Ане нравилось: с головой уйдя в работу, она забывала про свои вечные тревоги. Проблема Силвеста превращалась во что-то вроде нервной почесухи.
Хоури, как и раньше, сознавала безвыходность ситуации, но здесь этот факт не казался критическим. И ЦАПа она больше не боялась. Столько занятий там прошло – а Хоури осталась сама собой. И вряд ли ЦАП вообще как-то повлияет на исход ее миссии.
Но все изменилось, когда нагрянули «ищейки».
Это была кибернетическая агентура, которую однажды спустила с цепи Мадемуазель, пока Хоури занималась в ЦАПе. «Ищейки» проковыряли себе лазейку в нейронном интерфейсе, найдя у системы ахиллесову пяту. Вольева установила защиту от атаки со стороны программного обеспечения, но она никак не предполагала, что опасность будет исходить от человека, подключенного к ЦАПу. Через мозг Хоури «ищейки» прошли в мозг ЦАПа и донесли об этом Мадемуазели.
В тот вечер они не вернулись к Хоури – им потребовалось несколько часов, чтобы обнюхать каждую клеточку, каждую нишу в грандиозной и сложной архитектуре ЦАПа. Они провели там больше дня, пока Вольева снова не подключила Хоури к системе.
Тогда «ищейки» возвратились к Мадемуазели, она обработала собранную ими информацию и поняла, что за дичь они учуяли.
– У нас на борту «заяц», – сообщила Мадемуазель Хоури, когда они остались наедине после занятий в ЦАПе. – Кто-то прячется в системе управления артиллерией, и я готова держать пари, что Вольева об этом не знает.
Именно с этого момента Хоури перестала относиться к ЦАПу с былым спокойствием.
– Продолжай, – сказала она, чувствуя, как кровь холодеет в жилах.