Но вот, наконец-то, настала долгожданная среда. По дороге в Москву Вилен все думал о том, так же ли ждут встречи с ним его дамы, волнуются ли хоть немного, хотят ли его увидеть? Или хотя бы одна из них? Интересно, которая? Может, Тамара? Или Мария? Мария вряд ли, такие женщины, как она, – практичные, рассудительные, сдержанные, – они не склонны к сентиментальности и не имеют привычки волноваться из-за мужчины, тем более которого едва знают. Хотя… Всякое может быть.
Вилен прибыл в ресторан раньше своих дам и устроился за тем же столиком, за которым они сидели в прошлый раз. Приятельницы явились с небольшим опозданием – не точно вовремя, чтобы дать кавалеру возможность немного потомиться в нетерпеливом ожидании, но и не настолько поздно, чтобы у Вилена появились основания волноваться, придут ли они вообще. В этот раз обе казались еще более нарядными, даже несмотря на то что на Тамаре было то же самое серое платье. Однако сегодня она повязала яркий шарфик, слегка накрасилась, и, самое главное, ее лицо так и сияло радостной, почти счастливой улыбкой. Меркулову было приятно это отметить. Что касается Марии, то та не только появилась в новом стильном наряде, но и сменила прическу. Неужели ради него, Вилена? Если так, то это чертовски лестно…
Все, что было в прошлый раз, повторилось вновь – неторопливое усаживание, приветствия, комплименты, светская болтовня ни о чем, долгое изучение меню и еще более долгий выбор блюд и напитков, ритуальное дамское аханье «Это же так дорого!» и столь же ритуальные ответы Меркулова. Когда официант, получив, наконец, заказ, отошел от их столика, Мария с улыбкой повернулась к Вилену:
– Ну как, у вас еще не пропал интерес к истории семьи Назаровых?
– Только разгорелся! – заверил он. – Я ждал нашей встречи с нетерпением.
– Вот как? Ну что же… Тогда слушайте, что было дальше.
Окончательное подтверждение своей догадке Ольга получила в середине января. До того она все еще не была уверена, что ждет ребенка. Ну, мало ли что… Но после визита к врачу уже не осталось никаких сомнений – да, все именно так, в конце лета она станет матерью.
Как это нередко бывает, к первой беременности Ольги семья Назаровых и Рябовых отнеслась очень серьезно. В доме только и разговоров было, что о будущем малыше – обсуждали и спорили, как его или ее назвать, как растить, как воспитывать. В квартире тут же затеяли ремонт, а бывшую Олину комнату снова стали называть детской, обклеили ее веселыми светлыми обоями.
Все в семье дружно заботились об Оле, берегли от всего, что могло хоть как-то негативно на нее воздействовать, – от сквозняков, переутомлений, недосыпов и любых неприятных эмоций. Ей не разрешали поднимать ничего тяжелее словаря, ее кормили свежим творогом и фруктами, за которыми домработница Катерина через день ездила на рынок, ее вывозили за город, чтобы ребенок дышал свежим воздухом, и водили по музеям и выставкам, потому что Татьяна Сергеевна где-то прочитала, что во время беременности надо смотреть на все красивое. Ольга принимала все как должное – ведь это была забота не столько о ней самой, сколько о ее малыше. Да и чувствовала она себя не лучшим образом, особенно в первые и последние месяцы. Сначала очень сильно мучил токсикоз, Оля быстро уставала и постоянно хотела спать. Весной стало вроде немного полегче, особенно после того как в середине мая Оля с Татьяной перебрались на дачу, подальше от городской духоты. Но это чуть не стало ошибкой.
По расчетам врачей, появления малыша ожидали в начале сентября, но роды начались на две недели раньше, утром двадцатого августа. Оля с Татьяной еще даже в Москву не успели вернуться, хотя собирались сделать это заранее. К счастью, все обошлось. Позвонили Назарову с дачи, где, конечно же, имелся телефон – не может же человек на такой должности оставаться без связи! – тот спешно выслал машину. Олю успели доставить в роддом вовремя. И как раз в ту августовскую ночь, когда в Восточную Европу вошли советские танки, положив конец «Пражской весне», на свет появился Андрюшка. Крупный, почти богатырь, крепкий и здоровенький.
То, что родился именно мальчик, сделало счастливыми и маму с папой, и дедушку с бабушкой. Как бы Степан Егорович ни уверял, что готов любить всех детишек, независимо от пола и масти, но, конечно, и ему хотелось наследника, продолжателя рода – пусть и не по прямой линии, а через дочь. Ребенок оказался здоровым, крепким, подвижным и шебутным донельзя, но взрослых это только радовало, особенно старшее поколение.
– Сразу видно, в меня пошел, не в отца! – бормотал, склонившись над внуком, Назаров. – Геройский будет пацан! В пеленку не завернуть, ты посмотри, что ножищами творит! Сучит, будто на велосипеде едет. Ах, ты, засранец такой! – умилялся он, похлопывая по маленькой попке, а у самого – слеза на усы.
Что касается Татьяны Сергеевны, то она с появлением внука сразу превратилась в классическую бабушку. Театры, концерты, выставки и знакомые из мира искусства мигом были забыты, их место занял внук – прогулки с коляской, распашонки, погремушки и бутылочки с сосками вышли на первое место.
Когда рождается ребенок, образ жизни всей семьи резко меняется. Так было и у Назаровых, во всяком случае первое время, – все крутилось вокруг молодой мамы и малыша, их здоровья, самочувствия и настроения. Когда Андрюша спал, во всей квартире воцарялась тишина. Ходили на цыпочках и говорили вполголоса, даже несмотря на то, что звукоизоляция в большой квартире была вполне приличная.
– Ну что ты радио включаешь? – шипела на мужа Татьяна. – Не можешь подождать, пока Андрейка проснется?
– Да я тихонечко… – тоже вполголоса оправдывался Степан Егорович. – Новости хочу послушать. Что-то там в мире делается… Спрашивается – ну что им не живется, в этой Восточной Европе? Кажется, все для них Советский Союз делает – от немца их освободили, социализм строить помогаем… А они все недовольны!
Но время шло, и постепенно уклад в семье наладился. Бабушка, как и обещала, взяла на себя большую часть забот, занималась ребенком днем и вставала к нему по ночам, что дало молодой матери возможность наверстывать упущенное за время беременности. Оля снова вернулась к активной жизни, занялась наукой и в результате сумела не только закончить аспирантуру, но и защитить кандидатскую диссертацию, отстав в этом от мужа всего лишь на несколько месяцев.
После защиты профессиональные пути супругов Рябовых немного разошлись. Ольга осталась в МГУ, преподавать на кафедре органической химии – ей всегда нравилась педагогическая работа, наверное, еще со времен школьного «шефства над отстающими». Илья же видел себя только в науке, поэтому устроился в новый, недавно открывшийся исследовательский институт. Однако работа в разных местах совсем не означала, что муж и жена отдалились друг от друга, напротив, это еще больше укрепило их взаимную привязанность. Каждый вечер они, вернувшись с работы, с увлечением обсуждали свои дела и темы, которые изучали, а в выходные и праздники, оставив ребенка на попечение бабушки с дедушкой, летом ходили с друзьями в туристические походы, а зимой собирались по домам, пели песни под гитару и вели жаркие споры о науке, политике, искусстве, литературе. Кто жил в то время, хорошо помнит, как страдали люди от интеллектуального голода. Хорошие книги были большим дефицитом, многие авторы и произведения были запрещены цензурой, а тех, что проскочили ее, было ни за что не достать. Достойные внимания фильмы или телепередачи были редкостью, их смотрели и долго обсуждали всей страной. Даже выписать интересные журналы – и то было непросто. В открытом доступе имелись только газеты, поэтому каждая интересная публикация, особенно в таких популярных, как «Литературка», становилась событием, о каждой много и долго говорили.