Теперь, встречаясь втроем, они уже не так часто вспоминали о семье Назаровых, больше говорили о себе, о своих интересах, вкусах, взглядах. И, конечно, о своей молодости, о том чудесном времени, когда им казалось, что впереди еще вся жизнь и целый мир, созданный для их радости. И о том, как быстро, почти мгновенно эта молодость вдруг куда-то исчезла, унеслась, испарилась, оставив странное чувство, будто только вчера они легли спать юными – а сегодня проснулись уже почти стариками. Но тема эта была слишком невеселой, и, чтобы перебить настроение, Вилен иногда спрашивал, что же было дальше с бывшими владельцами шкафа. Тогда его спутницы отвлекались от грустных мыслей и продолжали свою историю.
Насчет одаренности Антона врач был совершенно прав. С раннего детства у него было только одно призвание, одна любовь – музыка. Памятуя историю с Ольгой, Татьяна дала себе слово, что не будет силой заставлять внуков учиться музыке, и была верна своей клятве. Что касается Андрюшки, то того пианино и не интересовало, ему бы побегать, полазить где-нибудь, повозиться… А вот Антон полюбил музыку с малых лет. Еще говорить не умел, а уже то и дело тащил бабушку за руку к инструменту – играй, мол. А та, конечно, была только счастлива. Садилась за инструмент, исполняла любимые мелодии, а внук так и замирал, слушая. В эти мгновения его больше не интересовало ничего на свете. Очень рано Татьяна Сергеевна начала учить его самого игре на фортепиано, сначала шутя, словно бы и не всерьез. Но Антоша схватывал все на лету, и чем старше он становился, тем глубже и обстоятельнее были его занятия музыкой.
Каждый день бабушка и внук вместе слушали пластинки с классикой, теле– и радиопередачи, посвященные музыке. Татьяна Сергеевна рассказывала, объясняла, а Антон жадно, как губка, впитывал все ее уроки.
– Бабушка, а зачем нужна неправильная музыка? – спросил как-то пятилетний Антоша.
– О чем это ты? – не сразу поняла Татьяна.
– Вчера по телевизору было: «Вот такое: «Тыц-тыц-тыц!» – и мальчик очень точно воспроизвел мелодию популярной, но абсолютно бездарной эстрадной песенки. – Это же невозможно слушать! Сначала становится скучно, потом – плохо. Как по ушам режет! У меня голова заболела и затошнило…
Едва научившись говорить, Антоша стал рассказывать взрослым и брату, что все время слышит у себя в голове музыку. Чаще всего, конечно, он делился этим с бабушкой.
– Вот утром проснусь, посмотрю в окно – а там серое небо, тучи, все такое грустное… И тогда музыка звучит грустная и тихая. А если солнце вдруг выглядывает из-за туч, то музыка сразу становится веселее…
– Надо же, как интересно! – восхищалась бабушка.
– А еще у всех людей своя музыка. Иногда я вижу человека – а от него музыка звучит. Какой человек – такая и музыка…
– И какая же музыка звучит от меня? – интересовалась Татьяна.
– Добрая, – как-то совсем по-взрослому улыбался в ответ Антон. – Как река у нас на даче. Она теплая и спокойная. Вот от Кати тоже добрая музыка звучит, но она быстрая такая, как танец. А у Андрюшки музыка как сильный дождь. Даже как ливень. Иногда в ней гром гремит, сильно-сильно! И даже кажется, что небо вот-вот треснет, расколется… Бабуля, а что случится, если небо расколется? Оттуда выпадут ангелы, да?
– Ну что ты еще придумал! – усмехалась Татьяна. – Никаких ангелов не бывает. И откуда ты их взял только?
– Как откуда? – в свою очередь удивлялся мальчик. – Из сказок. Если бы их не было, разве бы о них писали так много в книжках? Нет, бабуля, ангелы точно есть. Их даже увидеть можно. На небе. Если очень внимательно посмотреть…
– Эх ты, выдумщик Макаркин, – смеялась Татьяна Сергеевна и трепала внука по вихрастой голове.
Первое время после того, как Антоше поставили диагноз «аутизм», вся семья словно объединилась в негласном сговоре. Никто об этом впрямую не говорил, но всем хотелось доказать, что врач ошибся и с Антошей все в порядке. Пройдет еще несколько лет, и он станет таким же, как все дети, только умнее и талантливее. Поэтому в семь лет мальчика отдали в школу и постарались, чтобы он и вне ее стен как можно больше контактировал с другими детьми и учился общаться.
Однако ни из той, ни из другой затеи ничего не вышло. Полгода Антон еще как-то с грехом пополам проходил в школу, но после второй четверти его пришлось забрать. Учительница жаловалась, что мальчик не понимает, зачем он здесь и чего от него хотят. Только сидит, напевает что-то себе под нос, и нет ему никакого дела до того, что происходит вокруг. Это мешает заниматься другим детям, и они уже стали осознавать, что Антон Рябов не такой, как другие, и начали дразнить его. А это чревато.
– Вы его в спецшколу отдайте, – посоветовала завуч. – Там и педагоги специально подготовленные, и занимаются с такими детьми по особой программе.
Разумеется, в семье все были только возмущены подобным предложением. Да как же это отдать сына и внука, такого одаренного мальчишку, учиться вместе с умственно неполноценными детьми? Это же станет огромной психологической травмой для него! Поэтому решили, что оформят домашнее обучение и первые несколько лет станут заниматься с Антошей дома, сами, по очереди. То Ольга, то Илья, но больше всего, конечно, бабушка – музыкой. А потом, ближе к старшим классам, видно будет. В конце концов, можно и учителей на дом приглашать.
Что же касается общения с другими детьми, то и эта затея провалилась. Антошу чуть ли не силком выводили во двор или звали в гости ребят, чтобы он побыл с ними, – но каждый раз это общение заканчивалось очень быстро, едва начавшись. По мнению Антона, он поступал так, как хотел, как считал правильным. Но дети не понимали его или обижались.
Играть с Антоном было невозможно – он не признавал никаких правил. «Так нечестно! Он жухала!» – возмущались мальчишки и девчонки, когда Антоша, который водил в прятки, вдруг открывал глаза, хотя должен был, зажмурившись, ждать, пока остальные попрячутся.
– Но я же никого не обманываю, почему нечестно? – оправдывался позже Антон перед братом. – Все видели, что я открыл глаза. Мне же интересно было посмотреть, как они прячутся!
– Понимаешь, Антоха, у каждой игры есть правила, и играть нужно по правилам, – пытался растолковать брат.
– А что такое правила?
– Ну, как бы это тебе объяснить… Когда надо играть только так, а не по-другому.
– Но зачем же играть так, как неинтересно? – Антошка никак не мог взять этого в толк. – Ведь так интересно смотреть, как все разбегаются в разные стороны… Знаешь, это как музыка. Сначала фа-мажор две четверти, потом перейдут в четыре, и рефреном – четкое прыгающее стаккато…
– Ну, опять оседлал своего конька! – отмахивался брат.
Так все вернулось на круги своя. Взрослые оставили Антошу в покое, перестали требовать от него, чтобы он играл с другими детьми. А он был только рад этому. Антону не нужно было общество, он с куда бо́льшим удовольствием проводил время в одиночестве, за инструментом или сидел за шкафом, где никто не мешал ему думать и слышать растворенную в пространстве Музыку. Музыка стала его лучшим другом и единственным языком, на котором он мог говорить без опаски быть непонятым.