Переписывать ингредиенты мне решительно некогда, я хватаю книгу под мышку — и выскакиваю за дверь.
Я отъезжаю от дома, когда наружу выбегает Мутти. Она размахивает руками, я останавливаю фургон и жду ее.
— Куда это ты собралась? — спрашивает она, подбегая к водительскому окошку.
— В магазин за продуктами.
— Ничего не получится. Мне необходима машина — надо съездить в аптеку.
— Так ты сегодня утром ездила!
Она гневно смотрит на меня.
— И что с того, Аннемари? Твой отец очень болен!
— Мутти, ну пожалуйста. Я скоро вернусь.
— Нет, поглядите на нее! Ты взяла фургон и даже не удосужилась спросить разрешения! Почем тебе знать, что он мне не нужен? Когда наконец ты сюда свою машину пригонишь?
— Вот отгремит суд, и пригоню. Ну пожалуйста, Мутти…
Она выставляет подбородок, и сердце у меня падает.
— Что это тебе так вдруг приспичило?
— Я сегодня Дэну ужин приготовить пообещала. У него дома. И сказала, что все необходимое с собой привезу.
Какое-то время она продолжает грозно смотреть на меня, и когда испаряется последняя надежда, она вдруг говорит:
— Поезжай.
Вот так запросто. Поворачивается спиной и удаляется к дому.
Я не понимаю, что означает эта сцена, но мне все равно. Фургон-то я заполучила!
* * *
Я делаю только одну краткую остановку — заскакиваю в «Седла Килкенни», чтобы отдать флаер, и мчусь в продуктовый магазин. Сразу же оказалось, что зря я не составила список необходимых припасов. Сделай я это, их можно было бы распределить по отделам, вместо того чтобы бестолково метаться из конца в конец торгового зала. Сворачивая в третий раз в отдел «Все для выпечки», я отчетливо понимаю — близится катастрофа. Время подпирает, а я тщетно пытаюсь припомнить, когда последний раз брила ноги. И вообще я начинаю сама себе напоминать бестолкового ребенка из старого комикса, чья дорога домой, отмеченная пунктиром, представляла собой замысловатые кружева.
Когда наконец я приезжаю обратно, на кухне меня ждет Ева.
— Давай-ка помогу, — говорит она, видя, что у меня не хватает рук открыть дверь.
Я с готовностью протягиваю ей гроздья пластиковых мешков, их тонкие ручки оставили красные рубцы у меня на ладонях.
— Ну ты, мам, всего накупила, — говорит она, выставляя сумки на стол и заглядывая то в один, то в другой. — Стряпать собралась?
— Ну да, сейчас к Дэну в гости поеду, — говорю я.
Ева вздрагивает — как бы чуть спотыкается, но я замечаю. Вытащив кочан цикорного салата, она принимается внимательно изучать этикетку.
— Деточка, да пусть все так в мешках и лежит. Посмотри лучше, можно ли запихнуть это в холодильник…
— Сейчас, — говорит она.
Я догадываюсь — Еве что-то от меня надо. Иначе бы уже плешь мне проедала из-за того, что я к Дэну на свидание иду.
— Мам, — начинает она, и я понимаю: вот оно.
Ева открывает дверцу холодильника, оценивая свободное место на полках.
— Можно мне сегодня вечером пойти кое-куда?
— Куда?
— Ну, в город. В «Заграницу».
— С кем?
— С Луисом.
— Ни в коем случае.
Все ее напускное дружелюбие тотчас же улетучивается. Она мрачно спрашивает:
— Почему?
— Сколько ему лет?
— Семнадцать.
— Вот тебе и причина.
— Мам, но мне в октябре будет шестнадцать!
— Вот тогда и начнешь на свидания бегать.
— Это никакое не свидание! Туда вся конюшня едет! У Карлоса день рождения!
— Значит, тебе тем более нечего там делать, — говорю я решительно.
— Но почему?
— Потому, что все эти ребята старше тебя. Возможно, они захотят выпить…
— Не захотят! И потом, я-то в любом случае пить не буду!
— Правильно, не будешь. Потому что никуда не поедешь.
— Ты лицемерка! — взрывается Ева. — Ханжа! Тебе, значит, все можно, а мне все нельзя? Ты, значит, идешь куда хочешь и с кем хочешь, и плевать тебе, что думают остальные! Срань господня! Мам, я всего-то собиралась поужинать в обществе людей, с которыми ты меня заставляешь работать!..
— Отдохни от этой мысли, — говорю я. — Ты пока еще под домашним арестом за курение на сеновале. Кстати, я продлеваю его еще на неделю за «срань», которую тебе сейчас понадобилось ввернуть. Что до остального — тут ты права, я взрослая, а значит, имею право ходить с кем хочу и куда хочу.
— А как же папа?
— Ты к чему клонишь?
— Ему, думаешь, понравится, что ты к своему бойфренду ужинать отправляешься?
— Да какая разница? Он, по-твоему, обо мне думал, когда к своей Соне переезжал?
Сказав это, я понимаю, что ляпнула зря.
Ева смотрит на меня с настоящей ненавистью в глазах. Захлопывает холодильник и выскакивает из кухни.
Какое-то время я гляжу вслед, соображая, не пойти ли за ней. Потом решаю для начала дать ей успокоиться.
Я вчитываюсь в рецепты, разглядываю фотографии, стараясь получше запомнить, что к чему и что за чем. Идеальная картина сегодняшнего вечера не предусматривает подглядывания в шпаргалки. Пусть Дэн думает, что я вдохновенно импровизирую, творю волшебство.
Сооружение блинного пирога включает целых пять рецептов. Сами блины, три разные начинки и сырный крем. Все-таки я пишу кратенькие шпаргалки и прячу в сумочку. Это всего лишь список необходимых продуктов с указанием количества, порядка использования и характера предварительной подготовки — это натереть, это нарезать, из этого приготовить пюре или что там еще. А то вдруг самое важное позабуду.
Когда, почистив перышки, я вновь спускаюсь на кухню, Мутти ополаскивает в раковине шпинат.
— Смотрю, ты успешно съездила, — говорит она.
— Ну да.
— Что собираешься готовить?
— Блинный пирог, а на сладкое — креп-сюзет.
Мутти оборачивается ко мне, забыв про шпинат.
— Schatzlein, ты хоть раз что-нибудь из этого готовила?
Я мгновенно робею, видя, насколько очевидно она не верит в успех.
— Нет…
— Тебе не кажется, что для начала следовало бы состряпать что-нибудь попроще?
— Нет, — говорю я, пересекаю кухню и снимаю с полочки заветную книгу, чтобы еще раз пробежать глазами инструкцию. — Рецепт есть, картинок куча… Все должно получиться!