Тихо играла музыка – струнный квартет.
В нескольких шагах от гроба на длинной скамье сидели родственники Джамиля. Ольга, заметно располневшая, со знакомой трудной складкой между бровями, с незнакомой взбитой прической, сидела очень прямо, неподвижно, одетая во все черное. Когда мы с Катей подошли со словами соболезнования, Ольга секунды на три задержала на мне взгляд и медленно молча кивнула. Рядом с ней сидела мама Джамиля, молодящаяся дама лет шестидесяти пяти. Я помнил ее: в наши школьные годы она была розоволицей блондинкой, строго требовавшей, чтобы я немедленно разулся, когда входил в их квартиру. Я знал, что ее муж, старый гинеколог, умер довольно давно. Вытирая платочком заплаканные глаза, она воззрилась на меня, когда я произнес сочувствие, поблагодарила, но, кажется, не узнала.
А вот Адиль, сидевший рядом с ней, узнал.
– Хомячок? – сказал он. – Ну, ты почти не изменился.
– Прими мое сочувствие, Адиль.
– Да-да. Убили нашего Джана…
Он был пузатый, облысевший, с седыми, неровно подстриженными усами. А ведь какой был когда-то красавчик – мускулистый борец, победитель спартакиад и женских сердец. Я знал, что Адиль редко бывает в Москве, у него какой-то бизнес в Баку.
– Отец тоже хотел прилететь, – сказал он, – но врачи не пустили. Болеет сильно. Смерть Джана его совсем подкосила.
По другую сторону от Ольги сидела, обливаясь слезами, ее сестра Светлана. Я, конечно, помнил ее, она была не такая красотка, как Ольга, но тоже прекрасно сложена. Светлана была профессиональной бегуньей, ей принадлежало несколько рекордов, в том числе и всероссийский. А с мужьями ей не везло. Первый муж, прыгун с шестом, оказался жутким бабником, ни одной юбки не пропускал, – Светлана терпела год, терпела два, а потом прогнала прыгуна. Второй муж тоже был из мира спорта, пловец с олимпийскими достижениями, с весьма серьезными намерениями, – вдруг он угодил в автокатастрофу, врачам не удалось его спасти. Теперь Светлана замужем за скалолазом Тимохиным – это я знал от Кати.
А увидел его тут, на похоронах Джамиля, в первый раз. Рядом с плачущей Светланой сидел широкоплечий блондин не блондин – человек средних лет с желтоватой шевелюрой, будто растрепанной от постоянного трения о скалы. Впрочем, он уже давно не занимается скалолазанием (это я тоже знал от Кати, от кого же еще), а имеет какой-то бизнес. Вернее – имел. Что-то производил он для огородников – сетки, покрытия для теплиц, – но прогорел. И еще какую-то потерпел неудачу, еле выкрутился. А теперь у него было охранное агентство – это все, что я знал о нем. Никогда, повторю, я раньше не видел Тимохина, а теперь взглянул, и его лицо показалось мне странно знакомым.
Началась панихида. Нет, не церковная, а гражданская (Джамиль не был верующим). Очень тепло говорили о нем друзья и коллеги по бизнесу – люди солидного вида, хорошо одетые, при галстуках (кажется, я один тут был в джинсах и старом своем пуловере, прежде в сине-голубых ромбах, а теперь неопределенного цвета). Молодой самоуверенный очкарик, помощник известного депутата Госдумы, сказал, кивая головой на каждом слове:
– Джамиль был потрясающе удачлив. Все, за что он брался, приносило успех. Это свойство восхищало нас, его друзей…
«И вызывало, наверное, зависть», – подумал я. Ну как же: богат и успешен, красавица жена – такие «свойства» не только восхищают.
– …Располагал к себе людей, – говорил другой оратор, кудрявый франтоватый малый (от Кати я потом узнал, что это – весьма модный кутюрье). – Особенно женщин. Да, это точно. Его все любили, да. Решительно все…
«Какими, однако, друзьями обзавелись они, Джамиль и Ольга», – думал я, стоя среди хорошо одетых людей с печальными лицами. Такая удавшаяся жизнь… и так нелепо оборвалась…
– …не только отремонтировали здание, но и сменили всю мебель. Устроили компьютерный класс, – говорил, грассируя, пожилой человек со старомодной седоватой эспаньолкой. – На пожертвования Джафарова наш детский дом совершенно преобразился. Его благотворительная деятельность – замечательный пример…
«Благотворитель», – думал я. Но в прежние годы Джамиль вовсе не отличался щедростью. Напротив, был расчетлив и прижимист; о таких, как он, говорили: лишней копейки не потратит. Вероятно, и благотворительность была его рассчитанным шагом… Впрочем, не знаю, не знаю… De mortuis aut bene, aut nihil…
Джамиля похоронили там же, на Троекуровском кладбище. Опять говорили речи. Ольга стояла над гробом будто окаменевшая. А сестра ее Светлана прямо-таки рыдала в голос. Плакала и мама Джамиля.
Потом автобусы привезли всех граждан в одно из принадлежавших Джамилю кафе. Там уже были накрыты столы, мы расселись, и начались поминки. Руководил ими тот же самоуверенный помощник депутата.
Я слушал вполуха. Поглядывал на стену, расписанную ярким восточным орнаментом, на изображение жеманно улыбающейся круглолицей девы в саду, среди созревших красных гранатов. Напротив меня, наискосок, сидела Ольга – очень прямая, с незнакомой высокой прической, со знакомой складочкой между бровей. Она ничего не ела, только пригубливала из фужера с красным вином после каждого тоста. А тостов было много, говорили о Джамиле: какой он порядочный, а в бизнесе это самое главное – порядочность, ну и, конечно, какой он умный, и энергичный… и как странно, что приходится употреблять глагол «был»…
«Джонни Уокер», шведский «Абсолют» и прочие первоклассные напитки делали свое дело – горячили головы, повышали голоса. Невольно я прислушался к спору, возникшему между помощником депутата и Адилем.
– Чепуху городите! – кричал Адиль, заметно раскрасневшийся от выпивки. – Это только политикам-шмалитикам было нужно! А нам совсем не нужно!
– Кому это – «нам»? Спортсменам? – сыронизировал помощник депутата.
– Народу Азербайджана! В том числе и спортсменам! Зачем нам было отделяться? Мы прекрасно вместе жили с русскими, грузинами, евреями…
– С армянами, – вставил помощник.
– Да, и с армянами! – выкрикнул Адиль. – Если б они не начали карабахскую истерику, никто бы их не тронул! У меня были друзья армяне, я их не выгонял из Баку!
– Вы, конечно, не выгоняли, но ваши сограждане…
– Никакие не сограждане! – Темно-карие глаза Адиля пылали, седые усы топорщились. – Сволочи политики всё заварили! Была большая страна…
– Адиль, успокойся, – сказала Ольга.
– Да разве можно об этом спокойно? – Адиль, однако, сбавил тон. – Ездили друг к другу, соревновались, а эти взяли и кинули всех нас на лопатки. А теперь – что, всем хорошо стало жить?
– Теперь, – сказал мой сосед по столу Афанасий Тимохин, – ваши сограждане завладели московскими рынками.
Он это тихо сказал, ни к кому не обращаясь. Но Адиль услышал.
– А-а, московские рынки! – воскликнул он. – А чего же вы, москвичи, пустили туда моих сограждан? Наполнили бы рынки своими фруктами-шмуктами, тогда азербайджанцы и не сунулись бы. «Нет» скажешь, Афанасий?